Ненавижу-люблю Мария Барская Если в течение двух лет ты день за днем безнадежно ждешь предложения руки и сердца, то жизнь становится невыносимой. Алиса, окрыленная призрачной надеждой обрести наконец-то свое счастье, летит домой, чтобы подготовиться к романтическому вечеру. Но жизнь преподносит ей сюрприз в виде отключенного лифта и темной лестницы. И как результат — упавший шкаф, сломанная нога, перебранки с грузчиками и… идеальный мужчина ее мечты! Мария БАРСКАЯ НЕНАВИЖУ-ЛЮБЛЮ I Я, запыхавшись, влетела в подъезд и принялась изо всех сил нажимать на кнопки лифтов. Ни звука, ни движения. Огоньки, показывающие, на каком этаже находятся обе кабины, не горели. Опять сломались! Проклятие! Именно сейчас, когда я спешу! Лифты в нашем доме ломаются часто и всегда на удивление не вовремя. Если вы, например, привезли мебель, будьте уверены: лифты не работают. Намертво замерли, причем на неизвестное время. Впрочем, иногда достаточно накупить много продуктов. И вот, когда вы подходите, увешанная пакетами, к заветным кнопкам, выясняется, что тащить груз наверх вам придется самой. А живу я не так чтобы низко: на восьмом этаже. То есть, естественно, есть в нашем доме люди более невезучие. Те, кто живет на девятом, десятом, одиннадцатом и двенадцатом этажах. Некоторое облегчение от осознания этого факта, конечно, испытываешь. Можно еще утешаться мыслью, что пешие подъемы с, так сказать, полной боевой выкладкой — хорошая замена походу в фитнес-клуб, и лишнее съеденное пирожное не обратится добавочным весом, а сгорит на крутой лестнице. Но все равно, когда тянешь оттягивающую руки неподъемную поклажу, которую и до подъезда волокла из последних сил, соображения о пользе физкультуры совсем, знаете ли, не вдохновляют. В восхождении по нашей лестнице есть еще один пикантный момент. Уточню: лестница в моем относительно современном доме из соображений пожарной безопасности отделена от площадок перед лифтом и коридоров, куда выходят квартиры. Получилось, если так можно выразиться, обособленное и довольно замкнутое пространство. Днем свет, проникающий сквозь матовые стекла дверей, ведущих на общие балкончики, позволяет перемещаться в этом пространстве довольно спокойно. После пребывания в подъезде бомжей или подростков остаются груды мусора. Их можно обойти, переступить, в общем, по желанию. А вот зимой, когда темнеет в Москве очень рано, возникают серьезные проблемы. То есть лампочки на нашей лестнице есть. Их, конечно, периодически бьют, но аккуратно ввинчивают новые. Дело не в этом. Свет, чтобы он горел, нужно включить. А вот это уже не так просто. Выключатель находится в потаенном уголке помещения для консьержки. Комнатка эта неизменно заперта, консьержки же у нас никогда не было, собирались ее нанять, даже комнату от холла отгородили, заперев таким образом выключатель. Консьержка-то все равно будет следить за порядком и с наступлением темноты свет включать. Очень даже удобно. Но беда в том, что с консьержками как-то не сложилось. И стоит эта будка теперь запертая, чтобы бомжи в ней не ночевали. Ключи же от будки есть только у председателя нашего жилтоварищества. А он вечно в командировках. Отдадим справедливость: когда председатель здесь, свет на лестнице каждый вечер ярко горит. И с лифтами в эти периоды почему-то бывает полный порядок. А кому, если так, охота тащиться пешком пусть и по светлой лестнице. Сами понимаете, дураков нет. Если только какой-нибудь бродяга-бомж забредет погреться и книжку, найденную в помойке, почитать. Сама однажды такого видела. Причем книга у него была не на русском, а на английском языке. И читал он ее с удовольствием. Я таким уважением к нему прониклась, что даже выгонять не стала. Но вот когда лифты не работают, а на улице уже темно, как сегодня, чаще всего наша лестница утопает во мраке. Я приложила ухо к холодному пластику створки лифта. Вдруг его уже чинят? Нет, полная тишина. Несколько раз на удачу потыкала кнопку. Никакого результата. Надавила на кнопку диспетчерской и вскоре выяснила, что там уже в курсе трагического события, однако статус-кво обещают восстановить не ранее завтрашнего дня. Так долго я ждать не могла. Единственная надежда на чудо — что на лестнице горит хоть одна лампочка. Я толкнула дверь. Чуда не произошло. Темно, как известно у кого в не менее известном месте! Сколько раз обещала себе купить миниатюрный фонарик и носить его в сумке. Телефон, пришло в голову мне, экран ведь у него светится! Но если уж не везет, то по полной программе. Мобильник мой тускло мигнул и отрубился. Аккумулятор сел! Ну почему я не подзарядила его на работе? Ведь собиралась! И, конечно же, кто-то отвлек! Теперь я мало того, что опаздываю, мало того, что ничего не вижу на этой лестнице, так даже позвонить и сказать, что чуть-чуть задержусь, не могу. Ну почему именно сегодня, когда Максим наконец-то решился сделать мне предложение! То есть впрямую он пока ничего не сказал. Но ведь об этом заранее не предупреждают. Однако он так торжественно приглашал сегодня в ресторан! И к тому же намекал, что есть важный разговор, да и ресторан не из тех, куда мы обычно с ним ходим, а новый, самый модный и страшно дорогой… Словом, двух мнений тут быть не может. Значит, решился. Мне прямо не верилось. Я уж думала, этого никогда не произойдет. Два года уже встречаемся. Я даже предлагала Максиму к себе переехать, но он не мог оставить маму одну. Она у него часто болеет. И вот в такой день я стою тут и рискую не получить предложение руки и сердца и не ответить на него. Просто потому, что не смогу добраться до ресторана. Можно, разумеется, плюнув на все, развернуться и поехать на свидание как есть и в чем есть. Взмочаленной после рабочего дня, не помыв голову, не нанеся свежий макияж, в помятом и пропахшем сигаретном дыме костюме. Три часа перед уходом проторчала у начальства в кабинете. Обкурили с ног до головы. А Максим еще бросил фразу: «Форма одежды парадная». Значит, как минимум, красивое платье, желательно с декольте. Максиму нравится, когда женщина выглядит элегантно. Да и самой мне перед столь знаменательной встречей с любимым хочется хотя бы пять минут постоять под душем. Я должна, непременно должна подняться в квартиру! Где-то высоко-высоко послышались шум и голоса. Видимо, кто-то спускался. Великолепно. Хоть не одна в этой клетке. Не так страшно. А если повезет, может, у них и фонарик окажется. Я вцепилась в перила и, тщательно ощупывая ногами каждую ступеньку, начала восхождение. Преодолев первый пролет, я вдруг почувствовала, как меня дернули сзади за полу пальто. Сердце остановилось. Едва подавив крик, я медленно обернулась. Тьма, кромешная тьма. И тишина. Ни шороха, ни дыхания. Но кто-то по-прежнему цеплялся за мое пальто. Крепко держась одной рукой за перила, я другой с силой ударила сумкой в темноту. Что-то крякнуло, звякнуло и посыпалось. Тут я и вспомнила: кто-то из соседей мне уже жаловался на днях, что на лестницу вынесли после ремонта остатки строительных материалов, в том числе, проволочную сетку, об которую уже кто-то что-то порвал. Только не хватало мне здесь пальто лишиться! Оно у меня хоть и не единственное, но новое, и мне его жалко. Еще поносить собираюсь. Я осторожно пошарила за спиной. Так и есть, сетка. Хорошо еще, что я не стала дергаться. Несколько осторожных манипуляций, и сетка меня отпустила. Кажется, на сей раз обошлось без потерь. Я продолжила путь. Шум наверху тем временем прекратился. То ли спускаться передумали, то ли не спускались, а поднимались. А вдруг бомжи? Встреча в темноте с подобным человеком меня не очень воодушевляла. Но разве мне предоставлялся выбор? Я продолжила восхождение. Второй этаж. Третий. Четвертый. Наверху хлопнула дверь. До меня вновь донеслись голоса. Люди ругались, оказавшись в темноте. Фонарика у них явно не было. Снова хлопнула дверь. Все стихло. Потом опять хлопнуло. Раздался скрежет. — Осторожно! Осторожно! — раздался сверху мужской голос. «Что они там в темноте выделывают?» — не понимала я. Где-то совсем рядом продолжали шуршать, скрежетать и тихо ругаться матом. Тем не менее на бомжей не похоже. Во-первых, не пахнет. А во-вторых, пожалуй, для этой публики слишком шумно. Миновав еще два пролета, я врезалась во что-то большое и нежное. Взвыли мы одновременно. — Блин! Разве можно так подкрадываться? — прямо в ухо мне прокричал мужчина. — Я же чуть его не уронил. — Кого? — оторопело осведомилась я, одновременно пытаясь разглядеть, кого ил и что он там держит. — Шкаф, — злобно пропыхтел дядька. — Дамочка, отойдите от меня. К стеночке, к стеночке. Ну что тут непонятного? Неужели не ясно? Если справа перила, то слева аккурат стенка. Вот туда и становитесь. Глаза, немного привыкшие к темноте, теперь различали смутные силуэты. Меня охватили большие сомнения, и я спросила: — А вы уверены, что для меня у стеночки места хватит? — Ну ё-мое! — разозлился дядька. — Откуда я знаю, какой он ширины. Мне что, сантиметрами его прикажешь мерить? А не нравится к стеночке, спускайся обратно вниз. — Не пойду вниз, мне наверх надо. Это же надо! В полной темноте по лестнице шкаф переть! Пришло же в голову! Может, они вообще жулики? Сперли шкаф, не ждать же теперь, когда лифт починят. Вот и тащат его по узкой лестнице. Примерно это я высказала пыхтящему от натуги дядьке. Он выслушал, и давай снова орать: — Какие, блин, дамочка, жулики этот гроб потащат! Кому он, на фиг, нужен! Мы с Петровичем только за три прейскуранта согласились. И если ты сейчас не отойдешь, никакие, туды-сюды, прейскуранты не помогут. Не удержу. — Степ, мы идем или не идем? — раздался сверху еще один сдавленный голос, но пожиже. — Чего ты там застрял? — Да вот дамочка под ногами вертится, — объяснил напарнику Степан. — Боюсь наступить… — Не верчусь, а стену ищу! — Я судорожно пыталась определить, удастся ли мне протиснуться между стенкой и шкафом. — Вы только немного постойте, не двигайтесь. Давайте я сперва пролезу, а после пройдете. — Ты, блин, хоть до площадки дай нам его дотащить, а там уж и пролезай куда хочешь… Да назад, назад! Степан попытался меня отпихнуть, но куда там: я уже ввинтилась в проем. Следующие секунды навсегда испарились из моей памяти. Очнулась я в углу лестничной площадки от дикой боли в ноге. Где-то поблизости слышались утробные стоны, перебиваемые паническими выкриками Петровича: — Степа, Степа! Ты где? Живой? Мне тут, туды-сюды, не подобраться. Этой чудовнёй перегородило. Петрович, беги, блин, к хозяину, — простонал Степа. — «Скорую» и спасателей вызывай. Меня прищемило, а дамочке, по-моему, вообще трындец. Слышь, голоса не подает. — Нет, я жива, — с трудом удалось выдавить мне. Боль в ноге по-прежнему была адской. И, главное, я уже поняла, что на лодыжке моей лежит шкаф. — Степа, она жива! — возликовал Петрович. — Гляди, блин, туды-сюды, не убили. Может, «скорую»-то не вызывать? Степа молчал. — Степ, Степ, ты где? — по-новой заговорил Петрович. Я сочла необходимым вмешаться. — Да вызывайте вы лучше всех скорее! Больно ведь! — А, да, сейчас! — громко затопотал по лестнице. — Ой, ё-мое, — спохватился он. — А номер квартиры-то какой? Квитанция же у Степана. Дамочка, вы не знаете? Я разозлилась: — Неужели не помните, откуда шкаф тащили? — Точно не помню, — признался Петрович. — Я что, смотрел? Вроде вторая справа, а может, слева. — Этаж-то хоть помните? — спросила я. — Откуда ж? Говорю, у Степана была квитанция с заказом. А мне знать ни к чему. — Тогда звоните в первую попавшуюся квартиру, — превозмогая боль, приняла на себя командование я, ибо иначе Петрович вообще с места не сдвинулся бы. Впрочем, он и так не сдвинулся, а вступил в очередные переговоры с напарником. — Степ, Степ, ты живой? Может, помнишь квартиру-то? Степа промычал нечто нечленораздельное и опять умолк. Тут уж я начала орать: — Идите скорее, иначе Степа ваш помрет. Звоните во все двери. Может, кто-нибудь выйдет. Скажите, Алиса из восемьдесят четвертой квартиры ранена. Заключила я свою краткую речь крепким мужским выражением, на которое Петрович, видимо, и среагировал: — А! Ща! Я мигом! Он ушел и пропал. Я лежала, корчась, насколько позволял шкаф, от боли. Изредка тишину разрезали стоны Степана. Петровича не было. Похоже, он исчез навсегда. У меня закралось страшное подозрение. Неужели лифт внепланово починили, а Петрович в панике дезертировал. Тогда нам со Степаном долго тут дожидаться помощи. Если лифт и впрямь работает, сюда еще не скоро заглянут. Меня начала охватывать паника. Тут как раз сверху послышались шаги. Ура! Спасение близко! Теперь, дезертировал Петрович или нет, нас все равно спасут. Шаркающие шаги и свет фонарика приближались. Я выжидала, чтобы ненароком не спугнуть. Пусть подойдет вплотную. — Ой, — раздался наконец мужской голос. — Да что же это творится! Все мебелью перегородили. — Мы не перегородили, она упала, — сообщила я. — Так сдвигайте быстрее! Чего вы ждете? Я тороплюсь. Срочно ковер нужно выбить! — Вы что, не понимаете, нас тут придавило! — Я уже орала в голос. — Человек, может, вообще умирает, а вы тут со своим ковром! — Если вы так кричите, то точно не умираете, — констатировал человек с ковром. — Я не про себя говорю, а про другого. Словно бы в подтверждение моих слов Степан застонал. — Так вас тут двое! — только сейчас дошло до мужчины с фонариком. — И чего вы в такую тьму этот шкаф сюда притащили? Трудно подождать было? — Я тут вообще ни при чем. Просто мимо шла, вроде вас. — А он, значит, такой большой шкаф один тащил? — удивился и заинтересовался мужчина. — Да какая разница! Лучше кого-нибудь на помощь позовите. — Кого же я позову. — В голосе его зазвучала растерянность. — У меня дома только жена, а ей тяжести нельзя поднимать. Достался на мою голову маразматик! Вот везет так везет мне сегодня! — Любого из соседей позовите! Спасателей! «Скорую»! Хоть кого-нибудь! Мужчина тяжело и озадаченно вздохнул. — Это, значит, мне опять наверх подниматься? С ковром? — Оставьте ковер свой здесь. — Ага. А после ищи его свищи. Ладно, на этом этаже попробую кого-то найти. Он скрылся за той же дверью, что и Петрович, а я даже не догадалась попросить его, чтобы оставил фонарик. Теперь, когда он ушел, тьма стала еще гуще, чем прежде. Мне было больно, холодно и страшно. Внезапно дверь с треском распахнулась. Лестничная площадка наполнилась людьми, а лестничный проход залило ярким светом. Кто-то направил на меня и на шкаф мощный фонарь. Далее последовала длинная и насыщенная эмоциями тирада, произнеся которую новый для меня мужской голос добавил: — Сейчас через перила перелезу и встану с той стороны, а ты, Петрович, и остальные давите сверху. Снимем шкаф со Степана и поставим на попа. — А мне ни сверху, ни снизу нельзя, — запротестовал мужчина с ковром. — Я инвалид второй группы. Мне тяжелое поднимать противопоказано. — Без вас справимся, — успокоил его тот, который собирался штурмовать перила, и добавил: — А может, лучше шкаф в угол развернуть? — Не вздумай, туды-сюды, в угол! — возопил Петрович. — Я ж уже, блин, объяснял: в углу под им дамочка валяется. Видать, тоже теперь без сознания. Слышь, молчит. А раньше-то как орала. Я сочла своим долгом сообщить, что пребываю в сознании и полностью готова к спасению. — Живы, и слава Богу, — коротко отреагировал мужчина с фонарем. — Ладно. Лезу. Пристроив фонарь на какой-то штырь, торчавший из стены, он быстро перебрался на мою сторону баррикады и начал командовать: — Раз, два… Я сочла необходимым предупредить: — Осторожно, у меня тут нога! — Вы лучше лежите и не двигайтесь, — грубо оборвал меня он. Ну и хам! Мало того, что придавил меня своим шкафом, так еще и грубит! — Между прочим, у меня были совершенно другие планы на сегодняшний вечер. Он мрачно хохотнул. — Вы думаете, это кого-нибудь здесь интересует? Я просто зашлась от ярости. — Меня это интересует! — Слушайте, если вы немедленно не замолчите, то придется еще долго тут лежать. Или вам понравилось? Тогда оставим как есть. — Ё-паресете! — неожиданно подал голос давно молчавший Степан. — Я тебе, блин, оставлю. Мне и так всю дыхалку здеся перекрыло. — Степа! Живой! — обрадовался Петрович и явно вознамерился тоже перелезть через перила, потому что хозяин шкафа рявкнул: — Назад, альпинист хренов! Давай шкаф скорей двигать! Наконец на счет раз-два-три шкаф сдвинули. Степан, бодренько вскочив на ноги, с места в карьер начал бороться за добавочную ставку в связи с полученной травмой. Про меня, естественно, все забыли. Даже хозяин ковра, который, едва освободили проход, прошмыгнул со своей драгоценной ношей мимо, бубня под нос: «Жена и так заждалась». Я попыталась подняться. Удалось мне это с большим трудом. На ногу не ступить. К тому же она распухла. Вновь опустившись на пол, я начала расстегивать сапог. — Да что там с вами? — раздраженно осведомился хозяин шкафа. — Нога, — простонала я, сдирая сапог. — Ох-х, беда с вами, — выдохнул он. — Пойдемте, я вас у себя усажу и «скорую» вызову. А вы, — повернулся он к грузчикам, — шкаф тащите. — Посветить надо, — заартачился Степан. — В темноте продолжать работу не будем. — Знаете что, — вновь обратился ко мне хозяин шкафа. — Мы вот как сделаем. Вы тут еще посидите, а я этих гениев провожу и как следует вами займусь. — Ваш шкаф никуда не убежит, а у меня гангрена начнется! Боль мешала мне говорить, но не глотать же молча его хамство. — Бог с вами. Донесу сперва вас до своей квартиры, и ждите там «скорую». — Не хочу я в вашей квартире сидеть. Донесите меня до моей. — Вот глупая. «Скорую» уже на мой адрес вызвали. — «Скорая», между прочим, мимо вас с вашим драгоценным шкафом никак не пройдет. Вот и направите их ко мне. — А где вы живете? — сдался наконец он. — На восьмом. — Это мне вас еще два этажа на себе вверх тащить? Я испытала некоторое удовольствие: хоть помучается теперь! Не все же мне. — Знаешь, Петрович, давай помоги, — принял решение хозяин шкафа. — Сейчас стульчик с тобой из рук сделаем, мадам капризную на него посадим и отнесем в ее личные апартаменты. — Не, хозяин, я нанимался только по мебели, — тщательно пряча глаза, объявил Петрович. — За два этажа плачу по таксе мебели. — Так люди-то — это не мебель, — весьма логично заметил Петрович. — Это значит, дороже или дешевле? — не удержавшись, поинтересовалась я. — Конечно, дороже, — уверенно сообщил Петрович. — Человек-то, он живой. Его, туды-сюды, об углы кантовать нельзя. — Тогда сама за себя заплачу, если вам жалко. — Я изо всех сил постаралась испепелить взглядом хозяина шкафа. Кажется, мне это отчасти удалось. Он разозлился. — Может, вы попросту сами дойдете? — С удовольствием, только бы вас больше не видеть, только нога, по-моему, сломана. — У таких, как вы, вечно что-нибудь сломано, — мстительно прошипел хозяин шкафа. Гнев захлестнул меня с новой силой. — Откуда вы знаете, какая я? Ведь первый раз в жизни видите. — Тип до боли знакомый и распространенный, — скривился он. Степан кашлянул. — Вы, это, хозяева, между собой, может, потом разберетесь? У нас время, чай, не казенное — деньги. И так сколько с вами тут потеряли. Хозяин шкафа, схватив меня в охапку, легко перекинул через плечо и кинулся вверх по лестнице. Я замолотила кулаками по его спине. — Больно же! Больно! — Терпите, не то в пролет брошу. — Тогда вас осудят за убийство. — А я на грузчиков все свалю. Добежав до двери, ведущую на площадку моего этажа, он поставил меня на здоровую ногу. — Ну открывайте. — Чем, интересно? — спросила я. — Ключи в сумке, а она там осталась. Он взревел и, произнеся словосочетание из репертуара грузчиков, кинулся обратно. II Сумочку он мне всунул со словами: — Везет же некоторым. Не украли. — Если бы украли, то исключительно по вашей милости, — не осталась в долгу я. Он взвился: — Это еще почему? — Потому что вы меня уволокли без предупреждения. — Можно подумать, мое предупреждение что-нибудь изменило бы. Вы, по-моему, и так мало чего соображали. — После того, что вы сделали с моей ногой, удивительно, что у меня вообще мозги не отшибло. Этот свинский тип утомлял меня все сильнее и сильнее, да и боль в ноге, между прочим, усиливалась. — Если вы тут собрались ночевать, то не надо слишком больших предисловий. Просто скажите, и я уйду. У меня, кроме вас, полно дел. Скрипнув зубами, я отомкнула замок общей двери, а потом, с отвращением опираясь о его руку, доскакала на здоровой ноге до квартиры и вновь принялась возиться с замками. Один из них у меня очень тугой; очередной Петрович мне его ставил, поэтому дверь не всегда открывается сразу. И вот тыркаюсь я с ключом, а этот хам неприятный вдруг произносит так гаденько: — А вы вообще-то уверены, что это ваша квартира? Ох, как я опять обозлилась! — Может, вам паспорт показать? Другой бы на его месте сквозь землю от стыда провалился, а этот лишь хмыкает. — Да не мешало бы, — говорит. — А то арестуют меня как соучастника ограбления. — Ну да. И на грабеж я пошла со сломанной ногой. Я надеялась, он хоть после этого заткнется, а он спокойно себе отвечает: — Нет, шли вы как раз со здоровой. — Я здесь, да будет вам известно, уже два года живу! Меня каждая собака знает. А вот кто вы — неизвестно. Может, вы вообще террорист, а в шкафу у вас бомба. — Но она же не взорвалась, — продолжал идиотничать он. — А что вас здесь каждая собака знает, большой вопрос. То есть насчет собак не спорю. Но вот старичок с ковром не признал вас, не призна-ал, хотя живет тут с момента постройки дома. Да он вообще в полном маразме! Маму родную не признает. И жену тоже, если не в собственной квартире, а на улице ее встретит. Сами подумайте, хотя думать вы, по-моему, не умеете, какой нормальный человек потащится по темной лестнице с ковром, да еще без перспективы подняться с ним вверх на лифте. Хотя, — я мысленно фыркнула, — некоторые еще более сумасшедшие шкафы в темноте таскают. — Дался вам этот шкаф. Я со злорадством отметила, что мои выпады достают его все сильнее и сильнее. И тут он меня ошарашил совершенно неожиданным вопросом: — У вас что, нижнее белье по квартире разбросано? Клятвенно обещаю не смотреть. Я удивилась: — Какое белье? — Вроде, когда уходила утром, в квартире был полный порядок. — Ну почему-то же вы не хотите меня пускать. От злости, которую во мне вызывал этот тип, мне наконец удалось справиться с замком. — Проходите и посмотрите: никакого белья! — Верю на слово. Давайте я вас лучше занесу. Во мне заговорила гордость. — Сама уж как-нибудь по стеночке. Он подхватил меня под руку. — Давайте тогда вместе по стеночке. С его помощью я доковыляла до дивана и, скинув пальто и сапоги, смогла наконец вытянуться. Стало чуть легче. Правда, нога все равно адски болела. — Пойду вниз. Вдруг там уже «скорая» прибыла. — Сперва принесите мне телефон из кухни. — У вас же мобильник, — разглядел он торчащую из сумки трубку. — А-а, понимаю, дома экономите. — Он разрядился. Кстати, дайте мне зарядник. — Откуда я знаю, где у вас зарядник? Я тоже совершенно этого не помнила. Он мог оказаться где угодно. — Поглядите на столе. Или на стенке… — Вы что, издеваетесь? Делать мне больше нечего. — Он сбегал на кухню и приволок трубку радиотелефона. — Вот вам пока. А с остальным потом разберемся. Мне срочно вниз сбегать надо. Не то эти уроды окончательно шкаф разнесут. Он унесся. Я набрала номер Максима. Хотела сказать, чтобы он вместо ресторана ехал ко мне, но его телефон оказался вне зоны досягаемости. Я пуще прежнего обозлилась на хозяина шкафа. Разрушил мне весь сегодняшний вечер. Ногу уж точно разрушил. Адски болит! Как это я не сообразила заставить его достать лед из холодильника. Точно легче бы стало. А то лодыжка пухнет и пухнет. Неужто действительно перелом? Это трагедия. Даже думать о таком не хотелось. Более неподходящего момента (хотя вряд ли существует подходящий момент для перелома ноги) в моей жизни придумать было нельзя. Я как раз меняла место работы. На старой последние дни дорабатывала и подбивала дела, а на новой меня уже ждали. Только ведь если я действительно сломала ногу, никто не станет ждать, пока она срастется. Это же, насколько я знала, как минимум, месяц, если перелом не слишком серьезный и процесс выздоровления нормально пошел. А если нет… Да они и двух недель ждать не будут! Возьмут другого человека. Претендентов на место несколько было. Я точно знаю. Приятель меня туда устраивал. Но и приятелю этому я нужна здоровая, а не хромая. Биться за меня он не станет. Ему работать надо. Куда же Максим подевался? Телефон, что ли, выключил, а включить позабыл? Я все набирала и набирала его номер. И где обещанная «скорая помощь»? Хороши, нечего сказать. А если бы меня по голове этим шкафом шарахнуло? Или другой какой жизненно важный орган отдавило? Сто раз помереть можно, пока доедут! А если «скорая» вообще не приедет и Максим не объявится, придется маме или сестре звонить. Кто мне тогда еще поможет? Больше некому. Но им мне звонить совсем не хотелось. Тут же начнутся обычные разговоры о том, какая я нескладная и вечно влипаю в истории. В общем, примутся долго и нудно учить меня жизни, а с ногой-то, может, еще ничего страшного. Просто ушиб. Помажу чем-нибудь, и через два дня пройдет. Время шло. Я сидела и злилась, бесконечно тыкая пальцем в кнопку повтора на телефоне. Ну почему Максим не отвечает? Ведь наверняка уже сидит в ресторане и волнуется, отчего меня нет. Волнуется и не звонит? Очередной раз нажав на кнопку, я обнаружила, что номер Максима уже не отключен, а занят. Занято, занято, занято… С кем он там треплется? Непонятно. Стукнула входная дверь. В комнату вошел хам со шкафом. Нет, шкаф он, конечно, с собой не принес, просто радостным голосом сообщил, что наконец отправил его на дачу. Вот уж совершенно меня не касается! — Лучше скажите: где «скорая»? — поинтересовалась я. Он развел руками. — Не знаю. Сквозь пробки, наверное, пробиться не может. Давайте позвоним. Он потянулся к телефону. Я отстранила его руку. — Не смейте. Жду звонка с минуты на минуту. — Решайте сами, что вам важнее: «скорая» или какой-то звонок. Тогда я пошел. Эта сволочь собралась смыться! Дудки! — Никуда вы не пойдете, пока помощь мне не окажете! — решительно возразила я. — Кстати, как вас зовут и из какой вы квартиры? Он вытаращился на меня. — Это еще зачем? — Ну должна же я знать, кому предъявлять претензии? — Что вы несете? — Он нагло хохотнул. — Какие претензии? Подумаешь, ногу случайно ударили. Может, мой шкаф от вас больше пострадал. — Кто больше, кто меньше, разберемся, когда получим заключение экспертизы, — холодно произнесла я. — Какая экспертиза, ха-ха, не смешите меня! — Вам крупно не повезло, молодой человек. Вы уронили свой шкаф на юриста. Так что дешево выкрутиться не надейтесь. Смеяться он перестал. Видали бы вы, как вытянулась его физиономия! — Ну нахалка! Заработать на мне решили? — Знаете, я с удовольствием обошлась бы без таких заработков. Но вы меня покалечили с неизвестными последствиями. И, если они окажутся тяжелыми, вам придется компенсировать ущерб. Предупреждаю: мое рабочее время стоит денег, и хороших. — Вы ничем не докажете! — вскинул голову он. — Не забывайте: у меня есть свидетели. Он имел наглость опять расхохотаться. — Нуда. Петрович со Степаном. Вы их еще найдите. — Есть еще дедушка с ковром. Ему ваш шкаф тоже не понравился. — Да ваш дедушка уже забыл обо всем. — Напомним. Кстати, чем больше проходит времени, тем яснее вырисовывается еще один пункт обвинения: оставление человека в опасности и неоказание ему помощи. — Так ведь вы сами не даете мне еще раз позвонить в «скорую»! За это время я успела обозлиться и на Максима. Чурбан бесчувственный! Треплется с кем-то себе спокойно, и пусть! — Звоните, — сунула я трубку виновнику всех моих сегодняшних бед. Оказалось, бригада, отправленная в наш дом, попала в аварию. Диспетчерша принялась расспрашивать хозяина шкафа о состоянии пострадавших. Узнав, что один уже ушел на своих ногах, а вторая всего лишь мучается болью в ноге, она явно обрадовалась. Тогда, мол, никого к вам больше посылать не буду. а гражданке с ее ногой надо в травмпункт. Если сами туда поедете, быстрее получится. Он ведь совсем рядом с вами. И она назвала адрес. — Но я… — начал было протестовать хозяин шкафа, однако диспетчерша уже отсоединилась. Он посмотрел на меня. — Вам в травмпункт надо. — Уже слышала. Спасибо за объяснение. Весь вопрос в том, как мне туда добраться. — Неужели вам помочь некому? — Приятно видеть настоящего мужчину! Мавр сделал свое дело и собирается умыть руки. Только, знаете, я тоже не лыком шита. И отвечаю: как ни странно, сегодня действительно некому. — В общем-то это меня по большому счету не удивляет, — отозвался этот нахал, — но вы вроде все-таки ждали чьего-то звонка и… — Это деловой звонок. — Я решительно пресекла поток его красноречия. Он вздохнул: — Намек понят. Значит, мне вас придется туда тащить. — Совершенно правильно поняли. — Я выдавила из себя лучезарную улыбку. — Да вы не расстраивайтесь. Вам же сказали: это недалеко. Бензина много на меня не истратите. Обещаю вычесть его стоимость из компенсации. Кстати, у вас машина-то есть или один только шкаф? — Представьте себе, есть, — буркнул он. — Собирайтесь. Ох, кто бы знал, как вы мне надоели! Я вновь натянула на себя пальто, вот только нога в сапог уже не влезла. Я расстроилась. Что же делать? Не с голой же ногой до машины идти. — Ладно. Сейчас вам принесу свой резиновый сапог и шерстяной носок. Он повернулся к двери. — А ну, стоп! — скомандовала я. — Сперва оставьте в залог свой паспорт. — К-какой еще залог? — замер на месте он. — Ну должна же я быть уверена, что вы вернетесь. — Подавитесь! Мне на колени упала бордовая книжица. По крайней мере, проведу с пользой время, пока он бегает за сапогом. Я раскрыла его паспорт. Денис Захарович Бахвалов. Подходящая фамилия. Очень суть отражает. Год рождения. Ага, на два года старше меня. Надо отдать ему должное, хорошо сохранился. Видно, от вредности. Ну-ка посмотрим, женат или нет. Понятно. Штамп о расторжении брака. Уже пять лет, как разведен. Естественно, кто же такого выдержит. В графе «дети» пусто. Правда, это ничего не значит. Военнообязанный. Иными словами, в психдиспансере на учете не стоит. Теперь прописку посмотрим. Ага, в нашем доме его квартира. Не снимает. Сорок вторая. Между прочим, тоже однокомнатная. Только не под моей, а напротив. И купил он ее, судя по всему, совсем недавно. Потому что я его раньше и не видела. Вот, значит, кто у нас последние три месяца делал ремонт и пачкал лифт! Ничего удивительного. От таких, как он, вечно одни неприятности. — Все изучили? — отвлек меня от интересного чтения его голос. Смутить меня думал. Как же, держи карман шире! — Нет, еще группу крови не выяснила. — Я опять широко улыбнулась. — В паспорте нету. Но могу сообщить! Группа крови вторая, резус-фактор положительный. — Замечательно! — Я улыбнулась еще шире прежнего. Даже рот заболел. — Никак ребенка от меня решили родить? Ну просто из хамов хам! Воображает, будто кто-то может хотеть от него что-то родить! — Зря размечтались, — произнесла я вслух. — У меня совершенно другие планы на будущее., и вы в них не вписываетесь. — Это радует, — заулыбался он. — Вы обуваться будете? Он протянул мне громаднейший сапожище, размера эдак пятидесятого. Одна только радость: больная нога прошла в него совершенно спокойно. — Вот. Правильно я подумал, — удовлетворенно изрек он, — раз мне этот сапог велик, значит, вам в самую пору будет. Этот человек положительно действовал мне на нервы, как никто иной в этом мире. Даже больше, чем моя старшая сестра, когда мы жили с ней вместе! — Красавица! — Он смачно причмокнул губами. — Прямо хоть сейчас на подиум. Дольче с Габаной умрут от зависти. Им подобная креативность не снилась. — На себя посмотрите, — огрызнулась я и с удовольствием заметила, как он принялся нервно себя оглядывать. Проверял, видно, не испачкался ли, пока волок меня на себе, а перед этим со шкафом возился. Только я доковыляла до двери, как прорезался телефон. Наверняка Максим! Наконец-то! — Бахвалов, подойдите! — сказала я. — Мне не добежать. И что же сделал этот идиот? Вместо того, чтобы, как порядочный человек, взять трубку и передать мне, взял и сам ответил: — Я слушаю! И так громко, уверенно, словно у себя дома. А потом еще пожимает плечами: — Странно. Трубку бросили. — Кто бросил? — кричу. — Почем же мне знать, — отвечает, — если бросили. — Дайте мне сюда телефон. Стоим, ждем. Пять минут простояли. Никто больше не позвонил. А мне тяжело. Бахвалов тоже заскучал. — Долго мы, — говорит, — тут еще будем? Или у вас нога больше не болит? — Болит, — огрызаюсь, — просто звонок жду очень важный! — Предупреждаю, вы как хотите, а я больше стоять здесь не намерен. Он был не намерен, а я не могла. Нога болела все сильнее и сильнее. Бахвалов загрузил меня в машину, и мы поехали. III Ехать действительно оказалось недалеко, и весь этот короткий путь мы проделали в гробовом молчании. Бахвалов — за рулем, а я на заднем сиденье — полулежа и корчась от каждого толчка. Однако судьбе, по-видимому, оказалось мало всего лишь столкнуть меня с этим несимпатичным типом. Испытания ждали меня и в травмпункте. Во-первых, к дверям вела крутая лесенка с обломанными и обледенелыми ступеньками. Видимо, для того, чтобы никогда не испытывать недостатка в клиентах. По принципу: на месте калечим и тут же лечим. С помощью Бахвалова эту преграду мы с грехом пополам преодолели. Все это время я сильно опасалась, как бы он себе что-нибудь не сломал. Нет, жалко мне было не его, а себя. Ведь тогда бы мне пришлось его тащить. А это, согласитесь, в моем положении уже перебор. Но Бахвалов, спотыкаясь, чертыхаясь и произнося нелестные слова по поводу местных дворников, к которым, будь его воля, он собирался применить весьма крутые меры с элементами сексуального садизма, умудрился без дополнительных потерь доволочь меня до двери. Про очередь особо распространяться не стану. Она была, но весьма умеренная. Потом меня, конечно же, отправили на рентген, который у них, естественно, находился на втором этаже, и лифт, разумеется, отсутствовал. Бахвалов, злобно мурлыча: «Нам нет преград на море и на суше», преодолел и это препятствие. Остальное время он, к счастью, молчал. До той самой поры, как мы оказались в рентгеновском кабинете. Утомленная длительным подъемом, я с облегчением плюхнулась на кушетку. Из защитной каморки тут же вылетела тетка и, выхватив у меня из рук направление, принялась орать: — Чего расселись? Успеете еще наотдыхаться! Давайте раздевайтесь побыстрее! — Да мне быстро тяжело, — пролепетала я. Тогда тетка заорала на Бахвалова: — А вы, муж, чего стоите? Помогите жене! Брюки с нее снимите! Бахвалов покраснел и засмущался. Надо же, оказывается, умеет! Я за него вступилась: — Он мне не муж. — Мне-то какая разница! — грянула тетка. — Я у вас паспорт со штампом не спрашиваю! Муж! Любовник! Хоть дядя чужой. Мне главное, чтобы вы штаны побыстрее сняли. Раз сами не можете, пусть помогает. Я и впрямь не могла, и не только штаны, а даже огромный резиновый сапог с себя снять. Бахвалов вздохнул, наклонился и потянул сапог на себя. — Раздевайтесь уж, — хрипло пробормотал он. — Смотреть не буду. Меня ваши прелести не волнуют. Его, может, и не волнуют, а меня лично волновало мое белье. Совершенно из памяти вон, какие утром надела трусики. К счастью, оказалось, что черные, плотные. Вполне прилично. Можно спокойно раздеваться. И как удачно, что ноги с утра побрила в преддверии свидания! Так что стыдится мне было нечего. Пусть смотрит! Тем более что мне на него совершенно наплевать. Бахвалов кое-как избавил меня от обуви, брюк и колготок. Интересно, он всегда так неловко женщин раздевает? Правда, возможно, раньше ему дамочки с целыми ногами попадались. Пока я об этом думала, он подхватил меня на руки и перенес на специальный стол. Ногу мне отсняли, после чего мы принялись меня одевать. Задачка неожиданно оказалась куда сложнее, чем раздевание. Особенно колготки. Окажись на месте Бахвалова Максим, возможно, в этом было бы даже что-то эротичное. Однако Бахвалов так сопел, что я едва удерживалась, чтобы не предложить ему высморкаться. А он не только сопел, но еще и бубнил возмущенно себе под нос: — Черт знает что эти бабы носят. Теперь мне ясно, почему вы всюду всегда опаздываете. — Никуда я никогда не опаздываю! — В данном случае речь идет не конкретно о вас, а вообще о женщинах, — продолжал изгаляться он. — Теперь я понимаю: пока эту штуку оденешь, полдня пройдет. — Можно подумать, вы раньше никогда колготок не видели. Ваша бывшая жена их, что, не носила? Перестав пыхтеть над сапогом, он резко выпрямился: — Откуда вы про мою бывшую жену узнали? — Из паспорта. Вы ведь сами мне его оставили. — Вернее, по добровольному принуждению. Тут тетка вновь на нас напустилась, и мы перебрались в коридор. Оказалось, у меня не перелом, а только трещина. Гипс, однако, все равно наложили. — Трещина — это чепуха, — усадив меня в машину, бодро заявил Бахвалов. — Зарастет, и будете как новенькая. — Понятно. Радуетесь, что компенсацию придется меньше платить. — Да бросьте вы со своей компенсацией. Я вам завтра костыли привезу. — Где вы их, интересно, возьмете? — У приятеля. Они у него точно есть. На всякий случай оставил, после того как в прошлом году ногу сломал. На горных лыжах катался. — А мне они будут не велики? — Их можно по росту отрегулировать. Я вам завтра все сделаю. Ага. Задабривает. Испугался, значит, ответственности! Ну пусть привозит свои костыли. Мне тратиться самой не надо. Хотя, если честно, без костылей мне жизнь кажется как-то милее. Особенно на данном отрезке моего существования. Мы вернулись к дому. Вытащив меня из машины, Бахвалов вздохнул. — Физзарядка на месяц вперед. Я оглядела его ехидненько эдак с ног до головы, ну знаете, таким специфическим, оценивающим взглядом, которым мужики на девушек смотрят, и говорю: — Да вам, в общем, совсем не вредно. Ох он и надулся! — Много, — говорит, — вы в мужских фигурах понимаете. У меня сплошные мышцы. — Нуда. — Я фыркнула. — И основная — на животе. — Нет у меня живота, — прошипел он. — Просто грудь такой формы. Ну как тут не оторваться, когда мужик сам подставляется! Я и продолжаю ласково: — Вот спасибо, просветили. Оказывается, это место теперь называется грудью. Простите великодушно. Видимо, не учла разницу между женской и мужской анатомией. Я-то, дура, всегда это место считала пивным животом. — Нет у меня живота! К моему немалому замешательству, он распахнул дубленку и, несмотря на трескучий мороз, задрав свитер и майку, явил моему изумленному взору и впрямь достаточно плоский и волосатый живот. Совершая стриптиз, Бахвалов вопил: — И пива я, между прочим, вообще не пью! Терпеть его не могу! Но разве я могла сдаться? Нет, мое слово будет последним! И, ткнув пальцем в живот, я промурлыкала: — Лучше, конечно, чем я думала, но жирок все-таки имеется. И кубиков не видно. Работать вам еще над собой и работать. — Без работы вы меня не оставите. Пока до восьмого этажа дотащу, и кубики появятся, а может, и третья нога отрастет. Он так и продолжал стоять с задранным свитером. — Господин Бахвалов, мне что-то не совсем ясно: вы меня тащить собрались или на морозе соблазнять? — не удержалась от нового выпада я. В следующий момент у меня возникло ощущение, что он мне сейчас вторую ногу сломает. Но он не сломал, а, спрятав наконец живот, презрительно бросил: — Было бы кого соблазнять. Цапля недоделанная. Вот за недоделанную цаплю он у меня точно ответит. Тем более цаплей я стала по его милости. Вволок он меня в подъезд, а там было нам счастье. Лифт заработал. И не один, а оба. Выбирай — не хочу. Я, раз такая пруха, решила, что дальше могу обойтись без его помощи, о чем ему и сообщила. Он заартачился: — Нет. Побуду уж доставкой на дом. Не то вы по дороге, не приведи Господь, еще что-нибудь сломаете и потом мне это в общий иск вчините. Боится, гад. Пустячок, а приятно. — Как хотите, — смилостивилась я. Вошли мы в мою квартиру. Только собралась сказать ему до свидания, телефон зазвонил. Бахвалов к стеночке меня прислоняет, и к трубке. — Только сами туда не рыкайте! Мне дайте! — кричу. Он послушно принес телефон. Нажимаю на кнопочку, а там голос Максима. Мрачный такой. — Алиса, я не понял, что у нас произошло? — У тебя — не знаю. А у меня куча всего. Не вечер, а сплошные приключения. Ты сейчас где? — У себя дома! — Теперь в его голосе и вовсе звенел металл. — Не понимаю, чем заслужил, что в ресторан не пришла, не позвонила, а спокойно себе укатила с другим. — Каким еще другим? — Я ничего не понимала. — Меня это, в общем, уже не волнует. Твои проблемы. Но теперь я убедился: мама была права. Он бросил трубку. Какое-то время я тупо слушала частые гудки. Вывел меня из ступора голос Бахвалова: — Неприятности? — Кто бы знал, как вы мне надоели! — напустилась на него я. — Мало того, что ногу сломали, так еще и личной жизни лишили. Он сумрачно хохотнул: — Насчет надоели, вы не одиноки! Знаете, как вы мне опостылели. Целый вечер на вас угрохал. И ничего в ответ, кроме хамства. Меня трясло от отчаяния и ярости. — Хамство? Да вы даже не знаете, что такое настоящее хамство! То есть нет, знаете. Вы ведь сами воплощенный хам! И я изо всех сил запустила в него телефонной трубкой. Трубка, ударившись о его любимый живот, отрикошетила в стену и разлетелась на части. — Ну вы и мигера, — ошалело повел головой он и потыкал мыском ботинка останки моего телефона. — Что ж, вы сами себя наказали. Трубка уже работать не будет. — Не переживайте, у меня запасная есть. — Понятно. Значит, привычка у вас такая. Как что не понравилось, телефоном швыряться. Полагаю, судя по вашему замечательному характеру, у вас не один телефон запасной, а целый шкаф. Да вам все равно надолго не хватит. Зато теперь я знаю, что вам в подарок на день рождения преподнести. Радиотелефон. Не ошибешься. Лишний вам обязательно пригодится. Ладно, лиса Алиса, мне пора. Пошел. До завтра. — Что значит, до завтра? Видеть вашу физиономию больше не хочу! Никогда! — Так вы ни на что особенное не надейтесь. Я просто вам костыли привезу. Привык выполнять обещания. Или… — Он повернулся ко мне, губы его скривились в хулиганской ухмылке. — Может, вам опять помочь раздеться? — Сволочь! — И я захлопнула дверь прямо в его самодовольную морду. Лишь когда я осталась одна, до меня дошел весь ужас создавшейся ситуации. Планы мои на сегодняшний вечер и оставшуюся жизнь действительно оказались разрушены. Во-первых, и это главное, я не получила от Максима предложения выйти за него замуж. Мало того, я обидела его. Вернее, он считает себя обиженным. Нет, естественно, я ему дозвонюсь и объясню, что случилось. Но он так болезненно воспринимает любые внештатные ситуации. Теперь придется как следует потрудиться, чтобы вернуть его доброе расположение духа. Но самое ужасное, что момент упущен. Он был действительно готов сделать мне сегодня предложение. Все признаки налицо. А я так долго ждала! Когда теперь еще сложится… И опять это упоминание мамы! Значит, она была все-таки против, а он решился пойти против нее. Приспичило же этому проклятому Бахвалову перевозить свой шкаф. Ну хоть на день позже! Тогда Максим уже сделал бы мне предложение. Пусть на следующий день мне и сломали бы ногу, это уже ничего не изменило бы. Я была бы уже практически мужней женой. Может, и с переломом удачно получилось. Максим сейчас вокруг меня прыгал бы, волновался, а я лежала бы спокойно, в ус не дула. И не трепыхалась по поводу работы. Подумаешь, какое-то время буду на содержании у мужа. Нет, совсем я, конечно, бросать работу не собираюсь. Не хочу полностью от Максима зависеть. Хотя, с другой стороны, у меня последние годики, когда о ребенке можно подумать. Не в пятьдесят же рожать. Пожалуй, выйду замуж, сразу забеременею и рожу. А уж потом начну работу искать. Надолго нельзя без нее оставаться. Иначе потом будет трудно устроиться. Может, даже пока беременная, подыщу себе место необременительное. На пол ставочки, например. Главное, чтобы где-то числиться. А там уже разберусь. Только вот, к сожалению, все эти планы придется на время отложить. Сперва ногу надо вылечить, да еще с Максимом помириться. И с работой теперь проблемы. На старой-то, вероятно, без меня справятся. Я почти все дела передала. А вот на новой даже оформиться не успела. Будут они меня ждать? И на что я буду жить и лечиться? Кое-что у меня, конечно, отложено. Но, если с этой работой прогорит, на поиски хорошо оплачиваемой новой уйдет время. Не такая простая задача. Мне стало совсем не по себе. Надо срочно мириться с Максимом! При помощи стула я доковыляла до кухни. Как же, оказывается, трудно прыгать на одной ноге! Налив себе чашку воды, выпила целых три таблетки обезболивающего. Нога-то по-прежнему жутко ныла. Теперь мне предстояла другая задача, вернее, целых две. Найти запасной радиотелефон и зарядник для мобильного. И то и другое у меня совершенно точно было, но где? Ума не приложу! Поверхностные поиски результата не дали, а на более фундаментальные уже не оставалось сил, и от собственной беспомощности на глаза наворачивались слезы. В дверь позвонили. Максим! Понял, что был не прав и приехал! Какой же он все-таки хороший. — Сейчас! Сейчас! Погоди секунду! Уже иду! С помощью того же стула я со скоростью черепахи двигалась по коридору к двери. Какое счастье, что у меня однокомнатная квартира! — Иду! Сейчас открою! — не переставая, повторяла я. И вот заветная цель предо мной. Я распахнула дверь. — Ма… — Слова замерли у меня на языке. Передо мной стоял совсем не Максим, а проклятый Бахвалов. — Маму ждете? — с издевательской ухмылкой осведомился он. — Никак, с телефоном справились и ее к себе вызвали? — Не ваше дело, кого я жду! Вы-то что снова явились? — Да просто хотел, не дожидаясь дня рождения, сделать вам подарок. — Вы мне уже его сегодня сделали. Больше не надо. — И телефон, значит, тоже не примете? Как мне хотелось с ходу послать его далеко и надолго. Без телефона, однако, моя жизнь грозила превратиться в окончательный кошмар. И я, наступив на горло собственной гордости, спросила: — А у вас откуда оказался? Лишний, что ли, или своим решили пожертвовать от широкого сердца? Друзья на новоселье две штуки подарили. Вот и хочу вам один пожертвовать, пока не сможете свой найти. Хотя, конечно, надежды, что он обратно ко мне вернется, у меня мало. Наверняка в кого-нибудь швырнете. Мне немедленно хотелось метнуть трубкой в Бахвалова, и на сей раз попасть. Но тогда я наверняка осталась бы без телефона. И я ответила: — Спасибо, конечно, большое, но вам придется еще и установить его. Сама я, в нынешнем моем положении, сделать это не в силах. — А у меня и отверточка есть, — вытащил он из кармана набор инструментов. — Сейчас заработает. Бахвалов быстро справился с работой. — Ну куда позвоним для проверки? Не успел он это произнести, как телефон ожил сам. — Слушаю! — радостно выпалил в трубку Бахвалов. — Вам Алису Юрьевну? Сейчас! — и, протягивая мне телефон, громко добавил: — Дорогая, тебя. Я вырвала у него телефон и услышала голос Максима: — Я думал, ты мне хотя бы позвонишь и попытаешься объяснить свое поведение, — холодно произнес он. — Перезвоню через пять минут, — вынуждена была ответить я. Не объясняться же с ним при Бахвалове. IV Другой на месте Бахвалова мигом бы понял, что он тут лишний, и удалился. Тем более разговаривать с ним дальше у меня не было сил. От пережитого и таблеток я еле на ноге держалась. Голова плыла. Но мне попался мужик на редкость тупой и бесчувственный. С интересом взглянув мне в лицо, он спросил: — Что-то вы какая-то зеленая. Вид у вас, прямо скажем, неважнецкий. Может, вам чайку или кофейку заварить? Выпьете с бутербродиком. Я простонала: — Ничего не надо. Оставьте меня в покое. — Да я бы с удовольствием, и давно уже, но ответственность не позволяет. Помрете еще тут с голоду, а мне отвечать. — Понятно. За свою шкуру волнуетесь. В таком случае могу вас успокоить: я не голодна, единственное желание — спать. — Тогда спите, — смилостивился он. — До завтра. В дверях он опять замер. Ну что за чурбан! — Я вот подумал… Ах, он и думать пытается! — Может, вы ключики мне дадите? — договорил Бахвалов. У меня начался истерический смех. — Ну прямо по Остапу Бендеру! Ключи от квартиры, где деньги лежат! Еще деньги на тарелочке с голубой каемочкой попросите! С какой стати я должна вручать ключи абсолютно незнакомому человеку? — Это я-то незнакомый? — возмутился Бахвалов. — Да вы мой паспорт уже наизусть выучили. Мои данные лучше меня знаете. И живу я в этом доме. Куда денусь? Я как лучше хотел. Чтобы вам, когда я завтра приду с костылями, к двери не бегать. Обещаю, когда приду, постучаться и сообщить о своем появлении, чтобы случайно не застать вас в непотребном виде. Впрочем, я и так уже почти все рассмотрел. Силы мои иссякали, и вместо достойной отповеди, я просто махнула рукой. — Берите ключи, Бог с вами. Они на подзеркальнике в прихожей лежат. И сразу предупреждаю: воровать у меня особенно нечего. Разве ваш собственный телефон. — Ну с этим мы разберемся. А пока спокойной ночи. И он отбыл со связкой ключей, которые я в свое время сделала специально для Максима, когда уговаривала его переехать ко мне. Уф-ф! Наконец-то у меня появилась возможность вытянуться на диване. «Сейчас пять минуточек отдохну, — подумала я, укутываясь в плед, — а потом позвоню Максиму». Это была моя последняя мысль перед тем, как я провалилась в глубокий сон. Проснувшись утром, я даже не сразу поняла, где нахожусь и почему сплю одетая на неразложенном диване? Сознание медленно возвращало меня к реальности. Все тело ныло, словно меня побили. Треснутая нога к тому же еще и чесалась. Под гипсом. Посмотрев на часы, я пришла в ужас. Восемь, и ясно, что не вечера! А Максиму я так вчера и не позвонила! Схватив трубку, я судорожно набрала его номер. Не могу сказать, что он обрадовался, услышав мой голос. — Интересные у тебя отношения со временем складываются, — сухо заметил он. — Тебе не кажется, что твои пять минут несколько затянулись? — Ой, извини, пожалуйста, я заснула. — В таком случае, если мысли обо мне вызывают у тебя сон, может, вообще не следовало звонить? Максим, прекрати. Ты же ведь еще не знаешь самого главного. Я вчера ногу сломала! — позволила я себе несколько усилить драматизм ситуации. В конце концов, под гипсом не разберешь, сломана она или просто треснула. А Максим — не рентген. — Ты шутишь? — вопрос прозвучал недоверчиво. — Когда тебя угораздило? — Когда в ресторан к тебе собиралась ехать. Поднималась по лестнице, а на меня шкаф упал. — Интересная история. Только я на твоем месте придумал бы что-то попроще и поправдоподобнее. Ну как заставить его поверить? — Нет, я совершенно серьезно. — И на какой, интересно, лестнице? — В моем доме. — Какого черта тебя туда понесло? — Такого, что лифт не работал. — А шкаф откуда там взялся? — Его несли вниз. — И ты, конечно, в сторону отойти не могла. — Сам бы попробовал! Там было темно и почти ничего не видно. — Бред какой-то, но теперь верю. Очень на тебя похоже влипать в самые дурацкие истории! Ладно. Жди. Сейчас к тебе выезжаю. — Максим, не нужно! — Как раз очень нужно. Неужели ты думала, я тебя в беде брошу. Хотя страшно обидно, что у нас вчера вечер не состоялся. Ну точно хотел вчера предложение сделать! — А мне-то самой как обидно! — Ладно. Жизнь не кончилась. Он больше не сердится! И едет ко мне! Значит, маме пока звонить не стану. Иначе она тут же ко мне принесется. При нем. И все испортит. Вдруг Максим сейчас все-таки сделает мне предложение? Ситуация вполне подходящая. Можно сказать, даже романтическая. Я пошла умываться. Нелегко мне пришлось, но справилась. Воля к победе — великая сила, и в результате я стала совсем неплохо выглядеть. Конечно, с некоторой скидкой на травму. Завтракать мне хотелось, как-никак, со вчерашнего дня ничего не ела. Но времени на это уже не было. Ничего, потерплю. Зато вместе с Максимом позавтракаем. Даже лучше. Устроившись на стуле рядом с дверью, я стала ждать любимого. И вот наконец раздались долгожданные звонки в дверь. Открываю и собираюсь броситься ему на шею. Увы! Все пространство между мной и им занято огромным букетом белых роз. Максим попытался вручить его мне. — Вот. Вчера для тебя купил, ноты не пришла. Хорошо еще, качественные оказались. Не завяли. А то совсем было бы обидно. Цветы замечательные, но в моем состоянии их не дотащить. — Максим, пожалуйста, отнеси букет на кухню. — Ах, ну да, — посмотрев на мою больную ногу, спохватился он. Чмокнув меня в щечку, Максим скинул пальто и прошел с букетом на кухню. Я попрыгала следом. — Ну ты мне вчера устроила, — положив цветы на стол и усаживаясь на диванчик, начал он. — Максим, мне самой… — Почему тебя в больницу с переломом не положили? Вопрос меня несколько удивил, однако я объяснила: — В травмпункте сказали, что в госпитализации необходимости нет. — И как же ты собираешься одна справляться? Я растерянно посмотрела на него, ибо, честно сказать, надеялась, что он останется у меня и поможет в трудную минуту. Поживет, а там, глядишь, привыкнет и не захочет возвращаться в свою квартиру. Однако, судя по всему, Максиму такой вариант в голову не пришел. Может, намекнуть? Только как? Придется практически впрямую. — Ну я думала, ты, моя мама, сестра… Поможете. Как-нибудь справлюсь. По дому-то я худо-бедно передвигаюсь. — Я целыми днями работаю, а иногда и вечерами приходится. К тому же, если помнишь, у меня на следующую неделю командировка намечена. Совершеннейшая правда. Максим меня предупреждал. — Так что вся надежда на твою маму, — продолжил он. — Впрочем, она ведь на пенсии. Полагаю, для нее это не такая уж большая проблема — на время к тебе переехать. Удивляюсь, что она еще не тут. — Я ей пока вообще ничего не сказала. — Почему? — Хотелось побыть с тобой вдвоем. — А-а. — Он почесал затылок. — Слушай, я так к тебе торопился, даже позавтракать не успел. Может, сварганим что-нибудь? — Целиком и полностью поддерживаю. Только варганить придется тебе. Я сегодня инвалид. — Нуда, конечно. Максим встал и направился к холодильнику. — Что у тебя там имеется? — Знаешь, сама не помню. Боюсь, не очень густо. У меня как раз на сегодня намечался закупочный день. Максим заглянул в нутро холодильника. — М-да. — Лицо моего любимого разочарованно вытянулось. — Не могла раньше предупредить. Я бы по дороге затарился. Сам он, конечно, спросить не мог. Прекрасно знает мои привычки: провизию я закупаю на неделю вперед по субботам. И в субботу утром у меня в холодильнике мышь может сдохнуть. К тому же ясно, что со сломанной ногой я к его приходу в магазин не побегу. Нет, цветы, конечно, роскошные, но есть-то ведь тоже хочется. — Ладно, я тут нашел три яйца, кусок сыра и молоко. Сейчас омлетик сварганю. Червячка заморить хватит. А уж обедом как следует мама накормит. Доживу. Пять минут спустя весь разделочный столик оказался заляпан будущим омлетом. Любовь, однако, требует жертв, и я изо всех сил сдерживала порыв встать, взять тряпку и вытереть. Ни в коем случае! Любимый мужчина обо мне заботится, самостоятельно готовит завтрак, и любое мое вмешательство неизбежно воспримет как знак, что я не ценю его усилия. В замке входной двери заскрежетал ключ. Секунду спустя она распахнулась, и квартиру мою наполнил громкий голос Бахвалова: — Тук-тук-тук, лиса Алиса! Это я! Почтальон Печкин! Принес не совсем журнал «Мурзилка», а свежие горячие круассаны и не совсем свежие и холодные костыли. В руках у него и впрямь был большой, доверху набитый чем-то пакет и два алюминиевых костыля. — Ох, кажется, я не вовремя! — увидев Максима, воскликнул он. — Хотя вроде бы и к столу, — кинул он взгляд на пакет, который по-прежнему держал в руках. — Это еще кто? — изумленно уставился на меня Максим. — Знакомься. Хозяин шкафа, господин Бахвалов. Как всегда, не к месту и не вовремя. Бахвалов поставил пакет на стол. — Намек понял. Я тут сейчас лишний. Ухожу. Позвони, когда освободишься. Я хотела узнать у него, с каких это пор мы с ним стали на «ты», но он уже хлопнул дверью, и мой вопрос остался невысказанным. Зато вопросы возникли у Максима, и он высказал. — Может, что-нибудь объяснишь? — И объяснять нечего. Это хозяин того самого шкафа, который на меня упал. Допустим. — Он не сводил с меня глаз, нервно потряхивая в воздухе сковородкой. — Мне другое неясно. Почему у человека, которого, насколько явствует из твоих слов, ты увидела первый раз вчера, оказались ключи от твоей квартиры? И почему он врывается к тебе, как к себе домой, да еще с целой сумкой продуктов? Или все обстоит не совсем так, как ты мне рассказала? Может, я чего-то не знаю? Он меня ревновал! В другой ситуации я бы обрадовалась, но в данный момент у меня не было сил выяснять отношения. Максим, наоборот, явно на это настроился. — Нет, уж ты мне, пожалуйста, расскажи! Иначе как-то двусмысленно получается. Я узнаю о твоей ноге только на следующий день. А с тобой возится посторонний мужчина. Что тебе помешало вчера мне позвонить? — Я тебе уже все объяснила. — А я такой дурак, что сразу тебе поверил. — Он поджал губы. — Может, на самом деле события вчерашнего дня выглядели немного не так? То есть ногу ты сломала. Вопросов нет. Но вот за помощью обратилась почему-то не ко мне, что было бы естественно, а к нему. Ох, ну конечно, он ближе, под рукой, а я где-то там далеко, в ресторане тебя дожидаюсь. И отношения, сразу видно, у вас не вчерашнего дня, а давно. Похоже, он и обо мне наслышан. Вон как оперативно ретировался. Даже территорию отстаивать не стал. Какая у него проблема? Женат, что ли? — Пять лет уже в разводе! Язык наш — враг наш! Зачем я только это брякнула! Сковородка полетела в раковину, а Максим заорал: — И после этого ты мне будешь по-прежнему врать, что вы с ним только вчера познакомились? Скажи еще, что он сразу всю подноготную выложил, пока из-под шкафа тебя вынимал. А может, ты совсем не под шкафом лежала? Я молча глотала слезы. Да и что говорить? Как ни оправдывайся, все равно сейчас не поверит. А самое обидное, что оправдываться совершенно не в чем! Хотя история действительно получилась странная. Нелепейшее стечение обстоятельств. — Я одного не понимаю. — Максим уже не кричал. — Зачем я тебе был нужен? — Максим, я люблю тебя. Неужели ты сомневаешься? Раньше не сомневался. Уверен был, идиот, что ты хочешь за меня замуж. Знаешь, ты меня в этом практически убедила. Я даже начал думать, что у нас и впрямь может выйти. Ты мне казалась такой особенной. А на самом-то деле — обычная двуличная сука. Придерживала меня как запасной вариант… — Он на мгновение осекся. — Или я ошибаюсь и, наоборот, выступал основным, а тот тип запасной? Только вот ключики-то ему вручила, а мне нет. Я такой чести не удостоился. — Я их сделала для тебя. — Это ты сейчас говоришь. — Я давно их сделала! Ты сам отказался ко мне переехать! — Только бы не расплакаться при нем. Как он смеет меня унижать! — И правильно отказался. Как в воду смотрел! Нет, совершенно права была мама. Совсем ты не так проста, как пыталась казаться. С двойным дном человек. — А без мамы твоей мыв кои-то веки обойтись не можем? — постаралась как можно спокойнее произнести я, но голос мой все равно предательски дрогнул. — Успокойся. — Губы Максима скривились в ухмылке. — Отныне ты можешь о ней забыть. Впрочем, и обо мне тоже. Считай наши отношения завершенными. Я ухожу. Навсегда. С меня достаточно. Натерпелся. Чего он такого от меня натерпелся, мне до сих пор неясно. — Максим! Я пыталась его остановить, но успела допрыгать только до середины кухни, когда он уже отворил входную дверь. — Если уходишь, тогда и цветы забери! — прокричала я ему вслед. Он даже не обернулся: — Пусть твой этот… шкаф разведенный выкидывает. Дверь за ним с шумом захлопнулась. Я вздрогнула, как от выстрела. V Я в изнеможении опустилась на табуретку. Сколько просидела так истуканом, не знаю. Внутри было пусто, словно из меня выкачали воздух. Потом к горлу подкатил ком, однако, едва я начала плакать, в замке снова заскрежетал ключ. Проклятый Бахвалов! Никакого спасения от него! Дверь распахнулась, но в нее влетел совсем не Бахвалов, а маленькая лохматая собачонка, которая с веселым тявканьем запрыгнула мне на колени и, поднявшись на задние лапы, принялась деятельно слизывать слезы с моих глаз! — О-о! Вы ей явно понравились! — Бахвалов тоже был тут как тут. — Я, по-моему, вам не звонила. — Кажется, мне удалось ответить ему очень холодно. — Да мы во дворе с Люсиндой Инфантой Традисканцией гуляли, и сами видели, как этот… ушел. Я невольно улыбнулась: — Пышненькое вы, однако, имя для собаки выбрали. То есть собачка-то замечательная, но, по-моему, вам она не подходит. Дамский вариант. Традисканция, или как ее там, одобрительно тявкнула. — А она и не моя, — разъяснил ситуацию Бахвалов. — Мне ее выдали в комплекте с костылями. Хозяева на два дня уехали, вот я ее и буду опекать. Милейшее животное. И, кстати, по-домашнему ее зовут просто Люська. Собачка, услышав свое имя, радостно залаяла и попыталась стянуть со стола свеженький круассан. Еле отняли. — У нее диета, ей нельзя, — запихивая в рот отбитый у Люськи круассан, сказал Бахвалов. — Через две недели выставка. Если я не сберегу ее талию, хозяева меня убьют этими самыми костылями. И какой я умный, что мы вместе с ней сразу к вам пришли. Видите, вы уже улыбаетесь. Собака породы йоркширский терьер была действительно прелестной, да я и вообще собак люблю. Если бы не моя сумасшедшая жизнь, давно сама бы завела. В общем, плакать мне больше не хотелось. — Знаете, — потер руки Бахвалов. — Предлагаю наконец позавтракать. Я ведь голодный, как черт. Все утро, между прочим, из-за вас пробегал. Сначала за костылями, потом в магазин… — Понятно, почему вы вернулись. Вся ваша еда у меня осталась. Я-то уж было подумала, вы от всего сердца, а вы просто… от всего желудка. — Сердце и желудок у настоящего мужчины неразделимы! — Бодро воскликнул он и принялся вытаскивать продукты из пакета, который принес в свой первый сегодняшний визит. — А что это у вас на столе такой беспорядок? Грязная посуда… Сейчас уберем, помоем… А это? — схватился он за букет. — Выкинуть? Он выжидающе взирал на меня. — И не вздумайте! — крикнула я. — Обрежьте и поставьте вон в ту вазу на холодильнике. — Дело хозяйское, — пожал плечами он. — Но я бы выкинул. — Вас моя личная жизнь не касается. — Может, вы и правы, — нехотя согласился он. — Но они все равно долго не простоят. — Это еще почему? — Интуиция мне подсказывает. Сами увидите. И цвет какой-то у них паршивый, — тихо добавил он, уже подрезая стебли. — Мне, например, очень нравится. — Это вы из чистого упрямства говорите. — Какая разница. Не ваше дело. — Естественно, не мое. Мне на него вообще наплевать. Но я лично такие цветы никогда не дарю. — Сомневаюсь, что вы их вообще кому-нибудь дарите, разве я не права? — Так я вам сразу свои секреты и выложил. Вы и так обо мне чересчур много знаете. Я сидела и с удовольствием тискала Люську. Та млела. И мне, как ни покажется удивительным, стало с ней хорошо и спокойно. Бахвалов тем временем на редкость ловко перемещался по моей кухне, безошибочно открывал нужные шкафчики и извлекал из них именно то, что требовалось. Без малейших подсказок с моей стороны. Не знай я совершенно точно, что мы познакомились только вчера, заподозрила бы, что он тут сто двадцать пять раз бывал, и не просто, а жил, завтракая, обедая и ужиная. Вскоре, благодаря его усилиям, на наших тарелках лежал пышнейший омлете ветчиной. То, что пытался сварганить Максим, Бахвалов брезгливо вылил и сотворил воздушное чудо из свежих, закупленных им самолично яиц. Кроме этого на столе стояли блюдо с горкой румяных блинчиков с творогом, свежее сливочное масло, клубничный джем, сыр и круассаны. При этом все поверхности в моей кухне остались девственно чистыми, ибо, завершив готовку, Бахвалов тщательно прошелся по ним тряпкой. — Экий вы аккуратист, господин Бахвалов. Чистоту, значит, любите? — съехидничала я. — Нет. Собственные время и силы экономлю. Гораздо проще вытереть сразу, чем потом недельный культурный слой отскребать. Меня подмывало еще поехидничать, но со стола так аппетитно пахло, что продолжение нашей дуэли я решила отложить на потом. Это никуда от нас не денется, а вот омлет остынет, если его сейчас же не съесть. Я уминала еду за обе щеки, тайком делясь самым вкусным с благодарной Люськой, которая устроилась рядом со мной на диванчике. Одновременно я разглядывала Бахвалова, который сосредоточенно жевал напротив меня. На сей раз он, удивительное дело, молчал. То ли считал, что разговаривать с набитым ртом неприлично, то ли был целиком и полностью занят поглощением пищи. Пожалуй, познакомься мы с ним при других обстоятельствах, он мог мне даже понравиться. Лицо грубоватое, но вполне презентабельное. С широкими густыми темными бровями, крепко вылепленным носом и упрямым квадратным подбородком. Вид вполне мужественный. Даже не предположишь, что Бахвалов такой вредный. И глазки ничего. Серенькие. Вокруг реснички вполне явственно наблюдаются. Рот вполне подходящий для поцелуев… Тьфу, о чем я думаю! Все равно с Максимом его не сравнишь. Вот кто и впрямь хорош собой. Просто с ума схожу по его волосам. Они у него редкого цвета, который моя парикмахерша называет «грязный блондин». Эта калька с английского звучит по-русски ужасно. Но на самом деле, как красиво! Волосы у Максима прямые, длинные, и зачесывает он их назад. Очень сексуально! У меня руки вечно тянутся к его голове. А он ненавидит, когда я его растрепываю. Позволяет только, когда мы в постели. Тогда это его, наоборот, возбуждает. Хватит! Не буду больше про Максима. А то Бахвалов уже на меня как-то странно косится. Никак, мысли мои прочел? Вот этого мне не хотелось бы! Кстати, у самого Бахвалова на голове неопределенного цвета пегая копна. Хотя к его типу лица даже идет. Намой вкус, он, правда, немножко массивный. Максим повыше и постройнее. Но Бахвалов, в общем, тоже не толстый. А если еще немного похудеет, то вполне… О чем я опять! Какое мне дело до фигуры Бахвалова! Его, однако, именно моя фигура и заинтересовала. — Ну и аппетит у вас! — вдруг возмущенно воскликнул он. — Целых четыре блинчика съели! И куда в вас столько влезает? Вроде маленькая такая. Сколько вы весите? — Женщинам вопросы о весе и возрасте не задают, — хмуро бросила я. — Возраст ваш меня вообще не волнует. Ну конечно. Наелся и снова начал хамить. — А сколько вообще блинчиков было? — поинтересовалась я. — Восемь. — Тогда не понимаю, чем вы недовольны? Поровну съели. — Поровну не выходит. Я в два раза больше вас. Значит, и блинчиков мне полагалось не четыре, а шесть. — Дудки! Даже по вашим дискриминационным подсчетам мне полагалось бы три. Суммируем: всего девять, а вы купили только восемь. Наверное, у вас в школе по математике одни двойки были. — Какая же вы догадливая! — Он скорчил шутовскую рожу. Люська, подняв голову над столом, вдруг на него зарычала. — Видите, она на моей стороне, — сказал он. — Ничего подобного, — заспорила я. — Она проявляет женскую солидарность и рычит на вас. — Думайте что угодно. Я только хочу сказать: у меня были такие плохие оценки по математике, что я потом мехмат закончил. — Мало ли кто что закончил, — не собиралась сдаваться я. — Считать вы все равно не умеете. А блинчики мы уже съели, и спорить о них дальше бестолку. Если вы еще голодны, тут круассаны еще остались. — Да нет. Скорее сыт. Если честно, я так плотно завтракать не привык. Просто сегодня завтрак, благодаря вам, поздний получился. — Я тоже обычно только кофе по утрам пью. Ну иногда еще сок. — С ума сойти! — Он резко откинулся на спинку стула. — Неужели у нас есть что-то общее? — Сильно в этом сомневаюсь, — поспешила дистанцироваться от него я. — А с кофе по утрам что делать? — Знаете, половина Москвы пьет кофе по утрам. Следуя вашей логике, у вас… — Не надо воспринимать мои слова так буквально. — А если не буквально, — подхватила я, — мы с вами совершенно разные люди. — Знаете, по-моему, вы сейчас от меня немножко устали. Пожалуй, пойду. Люська, домой. Собачка лениво потянулась, но с дивана не спрыгнула. — Х-м, — как-то заколебался Бахвалов. — Может, оставить ее пока у вас, чтобы повеселее было? Люська прижалась ко мне. — А действительно, устройте девичник. Я только водички ей налью. Что можно взять? Я указала на нижнюю дверцу шкафа, где у меня хранилось несколько пластиковых контейнеров. — Выберите сами нужного размера. Он поставил в угол кухни контейнер с водой. — Больше Люське до моего прихода ничего не давайте. Кстати, от пережора ее иногда тошнит, а в вашем состоянии лишний разубирать квартиру, наверное, не очень… Негодяй, ведь наверняка на ходу придумал, чем меня напугать! Тут мне на глаза попались костыли, которые так и стояли с утра в прихожей. И я таким вредненьким тоном спрашиваю: — Значит, брюхо набили и теперь домой баиньки? А на то, что мне ходить не с чем, вам наплевать. Грош цена вашим обещаниям. Он хлопнул себя полбу: — Забыл! Сейчас сделаю. Хотя… Вам охота сразу после еды прыгать? Может, я забегу немного попозже? — Не выйдет. Я уже замучилась прыгать по квартире со стулом. — Что с вами поделаешь. Вставайте. Я встала. Он приставил ко мне костыли, подкрутил винтики. Я попробовала. Не скажу, что очень удобно, но гораздо лучше и маневреннее, чем со стулом. — Ладно. Тренируйтесь. А я пошел. Главное, на Люську не наступите. — Уж как-нибудь постараюсь. Оставшись одна, я тренировками увлекаться не стала. Если, конечно, не считать таковыми мой поход к дивану в комнате, на который я и легла. Люська немедленно с блаженным видом растянулась рядом и задремала. А мне предстояло еще одно испытание: ритуальный звонок. Маме. Во-первых, раз вдень мы с ней обязательно созваниваемся. Во-вторых, мне теперь не обойтись без ее помощи — когда еще мы с Максимом помиримся. И, в-третьих, мама мне никогда не простит, что я так долго скрывала от нее свой перелом. Пять следующих минут мне пришлось выслушивать восклицания на тему, какая я нескладешная, вечно со мной что-нибудь случается, меня миллион раз предупреждали, что зимой, когда скользко, нельзя носить высокие каблуки, но я, конечно, плевать хотела на советы умных людей, и вот результат! Я терпеливо ждала, пока мама выговорится. Перебивать не имело никакого смысла. Когда выплеск эмоций исчерпался, мне удалось внести уточнение: — Вообще-то я ногу сломала совсем не на улице, а на лестнице. — Зачем ты на нее полезла? — Я на нее не лезла, а просто шла, и на меня упал шкаф. Новый всплеск эмоций, завершившийся вопросом: — А где был Максим? Его тоже покалечило? — Вовсе нет. Максим в ресторане меня дожидался. — Ну и ну! — запричитала мама. — Воображаю, как он, бедный, перенервничал. Почему ее, интересно, не волнует, что испытала я, ее собственный ребенок? Нога-то все-таки у меня пострадала! Мама тут же засобиралась ко мне. Никакие мои возражения, естественно, приняты не были. Я на это и не рассчитывала. Главное, чтобы она с собой мою сестрицу не притащила. Поодиночке я их еще выдержу, но вдвоем! Лучше уж мне было навсегда остаться под шкафом. Целиком! Судьба на сей раз оказалась благосклонна. — Какая жалость, что Лариса заболела, и сама, и все трое детей в гриппу. Иначе бы, конечно, сейчас со мной принеслась, — выдохнула мама в трубку. Нехорошо так говорить, но да здравствует грипп! Благодаря ему я на ближайшие дни от Ларкиного общества и ее наставлений избавлена! — Ладно, мамочка, жду тебя! Успокоившись и расслабившись, я упустила из виду одно обстоятельство: с гриппом и температурой к травмированной сестре, разумеется, не поедешь. Зато телефон под рукой. И, так как перед выходом мама сообщила Ларке о моем несчастье, та сочла необходимым прокомпостировать мне мозги лекцией о бдительности и безопасности передвижения по темным лестницам. Я слушала ее, автоматически поддакивала через равные промежутки времени, не переставая внутренне поражаться. У человека трое детей. Муж, в конце концов. Вроде достаточно дома кого воспитывать. Ну что бы ей меня в кои-то веки оставить в покое. Как бы не так. Четыре десятка лет уже меня пилит! С самого моего, можно сказать, рождения. И все ей мало. Главное, достигла-то я, по моему мнению, в жизни гораздо большего, чем она. Ларка, однако, придерживается противоположного мнения. Для нее моя жизнь — одна сплошная неудача. Потому что, на ее взгляд, главное для женщины — это наличие мужа и детей. А так как у меня нет ни того ни другого, то жизнь моя прожита совершенно бесцельно, и все мои карьерные достижения гроша ломаного не стоят. Ибо женщина в первую очередь должна стать женой и матерью, прочее же — лишь неплохое дополнение к главному, но не больше. Мама приехала, и я с облегчением распрощалась с сестрой. Наконец-то у меня появился законный предлог положить трубку. Не будь его, Ларка обиделась бы и пожаловалась матери. А так как я сейчас прикована к дому и от мамы завишу, то это бы означало бесконечное выяснение отношений. Моя родительница влетела в квартиру, волоча за собой сумку на колесиках. Поохав положенное время над моей ногой и костылями, она объяснила: — Я так долго, потому что по дороге закупалась. У тебя же, естественно, как обычно, ничего нет. Заглянув в кухню, она воскликнула: — Какие цветы! От Максима? Угадала? Я кивнула. — Ой, а это что? Кто это у нас такой? — засюсюкала она над вьющейся вокруг ее ног Люськой. — Какая прелесть! Максим подарил? Как же ты мне сразу не сказала? — Нет. Просто соседи подкинули на несколько часиков. Она одна в квартире оставаться не любит. — Ну это, по-моему, наглость! — немедленно возмутилась моя родительница. — Человек сломал ногу, и так еле ходит, а они собакой нагрузили. — Брось ты. Она маленькая, ласковая. И меня только развлекает. — Нет, и вправду симпампулечка, — сменила гнев на милость маман. — Аля, может, тебе тоже такую завести? Ну конечно, когда нога пройдет. — Подумаю. Но тогда лучше, наверное, тебе. Меня ведь с утра до вечера дома нет. — И то верно. А Максим не… — Осекшись, она воззрилась на меня исполненным надежды взглядом. — Мама! — Молчу, молчу. Разбирайтесь сами. Она открыла холодильник. — Потрясающе! У тебя даже еда имеется. — Она вновь посмотрела на цветы. — А, ну ясно! Максим с утра заезжал! Какой молодец! Какой заботливый! Изумительный человек! А ты все о чем-то думаешь. Никак не решишься. Вот смотри, устанет он ждать, бросит тебя, и останешься одна. Признаться маме, что это именно он не делает мне предложения и заставляет ждать, я не могла. Она ведь тут же расскажет об этом Ларке, после чего сестрица прочтет мне целую серию лекций, как следует правильно вести себя с мужчиной. Нет уж, пусть лучше мои ближайшие родственники остаются в заблуждении, будто я не тороплюсь замуж. Мама захлопотала по хозяйству, а я, лежа в обнимку с Люськой на диване, наблюдала за ней. Несмотря на свои семьдесят, она еще очень бодрая и активная. Вот и сейчас так и мелькает по квартире. Если ее вовремя не остановить, до ночи будет крутиться. — Мама, ну хватит, — наконец не выдержала я. — Ты уже все, что можно вымыла и протерла. Посиди лучше просто со мной. Поболтаем, чайку попьем. Кофе она не пьет принципиально, полагая, что это вредный продукт. — Я к тебе пришла не чаи гонять, а помочь, — ответила она, но чайник все же включила. — Ох, Алиса, не хозяйственная ты у меня. Удивляюсь, за что только Максим тебя любит? — Мама, давай не будем о грустном. Уж какая есть, такая есть. Расскажи лучше что-нибудь интересное. Мама растерялась. — Да прямо не знаю, что и рассказать. Про Лариску ты уже знаешь. Ах, вот еще про Софью Ивановну тебе не рассказывала… В этот момент в замке входной двери снова заскрежетал ключ. VI Люська с радостным лаем кинулась в переднюю. — Здравствуйте, — по-хозяйски прошел на кухню Бахвалов. И, глядя на мою маму, объяснил: — Я вот за собачкой пришел. Глаза у мамы сделались квадратные. Она в полном недоумении переводила взгляде Бахвалова на меня и обратно. — Позвольте представиться, я сосед Алисы, Денис Захарович. — Очень приятно. А я Мариэтта Демидовна, Алисина мама. — Знаете, я почему-то сразу так и подумал, — продолжил Бахвалов. — Вы очень похожи. Вообще-то у нас в семье почему-то считалось, что я больше похожа на папу, но маме слова Бахвалова явно понравились, и она одарила его кокетливой улыбкой. — Ой, да что вы. Я последнее время сама себя в зеркале не узнаю. Очень милая у вас собачка. Это вашей жены? На сей раз квадратные глаза стали у Бахвалова. — Нет, что вы! Это собачка моих друзей, но временно проживает у меня. — А-а, — протянула мама, наверняка ничего не поняв. «Бери собаку и уходи скорее!» — мысленно призывала Бахвалова я, ибо, зная характер своей мамы, не сомневалась: сейчас начнутся подробные расспросы, в ходе которых непременно, по закону подлости, выплывет, что обихаживал меня совсем не Максим, а Денис, о чем ни родительнице моей, ни старшей сестре знать совершенно не следовало. Я за спиной у мамы состроила Бахвалову страшную физиономию, показывая рукой на входную дверь. Но он то ли не понял, то ли нарочно пожал плечами, прикидываясь, будто не понимает, и продолжал спокойно себе разглагольствовать. Еще немного, и выяснится, что это он сломал мне шкафом ногу, а этого мне тоже не хотелось. Чем меньше знают мои мама и сестра, тем легче мне жить. Пришлось активно вмешаться. — Денис Захарович, посмотрите на Люську. Она давно, по-моему, хочет гулять, — с нажимом произнесла я. Кажется, до него наконец дошло. — И впрямь. Я же с самого утра ее не выводил. Пойдем, Люська, пойдем! На прощание он поцеловал моей маме руку, вызвав с ее стороны еще одну кокетливую улыбку. — Рада была познакомиться. — Я, может, завтра еще раз Люську подкину, — пообещал Бахвалов. — Собачка у вас очень милая, — сказала мама. — До завтра, Алиса! — прокричал из передней Бахвалов. — Интересный мужчина, — отметила мама тотчас же, как за ним захлопнулась дверь. — Только не понимаю, почему у него твои ключи? — Для удобства, — начала на ходу сочинять я. — Он ведь Люську привел. Так вот, чтобы мне к двери не прыгать, когда он явится за ней, я ему и дала ключи. — Но почему он их сейчас не вернул? Сама хотела бы знать почему! Кажется, этот нахал оставил за собой право завтра снова, не дожидаясь приглашения, явиться ко мне. Однако высказывать свои подозрения матери я не собиралась. — Ну ты же слышала: он собирается мне снова Люську подкинуть. — А Максим с Денисом Захаровичем знакомы? — задала новый вопрос мама. — Конечно, — на сей раз не погрешила против истины я. — Они как раз сегодня утром познакомились. Мама кивнула и улыбнулась. — Хорошо, когда есть приятные соседи. Особенно в твоем теперешнем положении, если тебе что-то, например, срочно понадобится, а мы с Максимом окажемся заняты. Я вот только не поняла: жена-то у него есть? Я почему-то не захотела ей сообщать, что он холост, и уклончиво пробормотала: — Ну он живет… — Понятно. — Мама скорбно вздохнула. — Ох уж мне эти современные отношения! Взрослые люди, а остановиться не могут. Прямо как вы с Максимом. Уже больше двух лет вместе, а толку? Ни дома общего, ни семьи. Оба неприкаянные. Живете, будто студенты! Вон Юльку Лопухину вчера встретила, твою одноклассницу. Так она уже бабушка. А ты до сих пор замуж никак не выйдешь. Мне даже стыдно было признаться. Сказала, что ты за Максима вышла. — Мама, зачем? — возмутилась я. — Да неприлично уже становится. — На мой взгляд, врать неприличнее. Мама смутилась, однако, вздернув голову, нашла себе оправдание: — Какое же это вранье. Все равно скоро поженитесь. Умеет моя родительница нащупать болевые точки! Впрочем, и щупать нечего. Наперечет их знает. Хорошо, что ей неизвестно истинное положение дел! А мама уже завелась и начала причитать: — Жду не дождусь, когда увижу тебя замужем и твоих детей смогу понянчить. — Да куда тебе еще внуков, и так уже трое есть. Неужели от Ларкиных обормотов не устала? Игривый мой тон поддержки с ее стороны не встретил: — Вот и брала бы пример с сестры. Она с замужеством не тянула. Сразу своего в загс повела. И, как видишь, тридцать лет уже счастлива. — Во-первых, двадцать восемь, — поправила я. — А во-вторых, без такого счастья как-нибудь обойдусь. Прими наконец как факт, что я не Лариса. — Была бы Ларисой, жилось бы легче, — с грустью произнесла мама. — А то все мечешься. — Положим, вы с Ларкой тоже в моих сложностях помогли. Кто мне не дал в двадцать лет выйти замуж? Налетели вдвоем, как коршуны, и долбали по башке, долбали. Пока сама сомневаться не начала. — Ну этот, как его там, Вадим, совершенно тебе не подходил. Да если бы ты и впрямь его любила, вышла бы как миленькая и нас слушать не стала бы. — И Саша вам тоже был нехорош, — продолжала вспоминать я. — Естественно, у Лариски тогда третий ребенок родился, ей моя помощь требовалась. Зачем же мне замуж, лучше с ее детьми посидеть. Скажешь, не так все было? — Ну уж ты прямо утрируешь, — защищалась мама. — Конечно, пришлось нам тогда тяжело. И Сереженька болел, и Лариска долго не могла прийти в себя после родов, но дело не в этом. Сашка был чересчур простоват. И жена ему такая же требовалась. Не ужились бы вы. Ломать бы друг друга начали. В чем-то я с мамой могла согласиться, особенно по прошествии времени. Наверное, я развелась бы и с Вадимом, и с Сашей. Хотя, кто знает? Саша ведь, при всей своей простоватости, такой заботливый был, хозяйственный. И спокойный до нереальности. Я за ним как за каменной стеной себя чувствовала. — Вот Максим действительно тебе подходит по всем статьям. Красивый, умный, успешный. Наконец-то нашла. И именно теперь что-то тянешь. Может, опять мы с Парой виноваты? Ни слова ведь худого про него тебе не сказали. — Мама, сейчас мне гораздо сложнее, чем в двадцать лет. С ходу такие вопросы не решаются. — Да в чем проблема-то? — смерила меня непонимающим взглядом мама. — Оба свободны. Независимы. Оба хорошо зарабатываете. Ладно, положим, он с мамой живет и ты туда ехать не хочешь. Но у тебя-то отдельная квартира. Пусть небольшая, но неужели вдвоем в ней не поместитесь?! А ребенок появится, кредит возьмете, побольше купите. Заработки вам позволяют. Прости, но не понимаю, чего вы ждете. Годы идут, и моложе вы не становитесь. В конце концов, хоть съехались бы, не расписываясь. Нравится мне не нравится — другое дело. Но третий год в гости друг к другу ходить! Вот даже сегодня. С тобой несчастье случилось. Он, конечно, молодец: с утра приехал, помог, продукты привез. Но остаться не захотел. Домой уехал. А ты тут одна. На костылях. Что за отношения такие! В сознании у меня не укладывается. — Ну я же знала: как только тебе позвоню, ты приедешь. Что нам тут в тесноте толкаться. А у Максима дел по горло. На следующей неделе в командировку. Собраться надо. — Вот, вот. Значит, в самое тяжелое для тебя время его вовсе в Москве не будет. Я-то рассчитывала на него: к врачу тебя отвезти или еще что. — Не бери в голову, мама. Понадобится, такси вызовем или попросим кого-нибудь. Да хоть Ларкиного Гондобина. Димка, конечно, зануда жуткая, зато здоровенный: меня куда хочешь дотащит. — Да, зануда зятек мой, конечно, редкостная. — Неожиданно согласилась со мною мама. Кажется, первый раз в жизни она позволила себе в моем присутствии выпад по адресу Ларискиного мужа. Шлюз открылся. Поток откровений продолжился: — Знаешь, Алиса, я иногда просто диву даюсь, как Лара его терпит. Я бы давно его сковородкой по башке огрела. — Положим, наша Лариска тоже зануда дай бог, — вмешалась я. И, к немалому моему изумлению, вновь встретила поддержку: — Что есть, то есть. Не понимаю, от кого это у нее. Видно, в отцовскую родню. Я их не знала. Что касается меня, то не только родню отцовскую, но его самого я почти не знала. Отец умер, когда мне едва исполнилось десять лет. — Зато дети у Лариски с Димкой замечательные получились, — сказала мама. — У всех троих отличное чувство юмора. Даже не понимаю откуда. — Из чувства самосохранения, — предположила я. — Иначе бы им не выжить. — А я думала, ты скажешь, что ребята в меня пошли, — усмехнулась мама и с разговора о личной жизни перешла к еще более актуальной теме. А точнее, к моей ноге. Это меня полностью устраивало. Во-первых, мы наконец прекратили разговоры о семье, браке и дурных характеристиках. А во-вторых, мне действительно хотелось как можно скорее избавиться от костылей. Мама моя много лет и до самого выхода на пенсию преподавала английский язык в мединституте, связи среди докторов у нее остались обширные, и она всегда с большим удовольствием занималась лечением нашего многочисленного семейства. Неохваченным оставался только Гондобин. По той самой причине, что никогда не болел. Я не преувеличиваю. Вообще никогда. И ничем. У него, по-моему, ни разу в жизни даже насморка не было. Поэтому он относился в равной степени скептически как к болезням, так и к врачам, искренне считая их шарлатанами. Подробно расспросив меня о симптомах, мама извлекла из сумки толстую потрепанную записную книжку, на обложке которой значилось: «Медицина», задумчиво полистала ее и объявила: — Позвоню-ка я для начала Розе Львовне и посоветуюсь. Она уж точно подскажет, к кому обратиться. Разговоре Розой Львовной вышел не очень длинный, и вердикт ее был суров: доверять травмпунктам нельзя. Люди, конечно, там разные, встречаются среди них и добросовестные, но надо срочно сделать повторный рентген и проконсультироваться у надежного хорошего специалиста. — Но это я и без нее знала, — сказала мама. — Зато Роза Львовна пообещала договориться, чтобы тебе сразу и рентген сделали, и осмотрели. А то в твоем состоянии двадцать раз по Москве не наездишься. Мама наготовила мне еды дня на три вперед. Я все ждала, когда же она начнет собираться домой. У меня и нога уже ныла, и спина и голова разболелись. Денек насыщенный получился. Единственным моим желанием было вытянуться на диване и поспать, но вместо этого приходилось поддерживать беседу. Наконец я не выдержала: — Мама, тебе не кажется, что поздновато уже? Как ты поедешь? — А я у тебя останусь. Одной тебе не справиться. — Где же ты спать собираешься? — Да как-нибудь. На кухне на диванчике. — Он короткий, на нем неудобно. Завтра вообще двигаться не сможешь. Лучше уж поезжай домой. У меня все есть. А по квартире я с костылями нормально передвигаюсь. Мама заколебалась. — Может, я на полу устроюсь? — С ума сошла! В твоем возрасте спать в походных условиях опасно! Хватит за один раз одного инвалида. Да еще Лариса в гриппу. Если тебе спину прихватит, за мной даже ухаживать будет некому. Мама нехотя поднялась. — Тогда завтра утром позвоню. Договоримся, когда приеду. Она ушла. Завтра уговорю ее не приезжать. По крайней мере, таким образом избегу вопросов, отчего Максим меня больше не навещает. А с понедельника «отправлю» его в командировку. При мысли о Максиме мне стало зябко. Целый день меня отвлекали. Бахвалов, Люська, мама… Ни минуты не оставалась одна. Даже подумать некогда было о наших с ним отношениях. Таких ссор, как сегодня утром, у нас с Максимом еще никогда не было. И, главное, на пустом месте! Я надеялась, что Максим остынет, придет в себя, сообразит, что не прав и сгоряча наговорил мне глупостей. Не мог же он всерьез полагать, будто я вела двойную жизнь. Знает ведь, как я люблю его. Конечно, со стороны наши отношения с Бах-валовым могли показаться странными. Но с Максимом мы не первый день знакомы. Ну ладно, приревновал, вспылил. Однако, остыв, все же можно понять, что нет у меня второго любовника! Не та я натура! Другое дело, если бы он только вчера со мной познакомился. Но ведь два с лишним года у нас близкие отношения. Пусть не в одном доме, но постоянно встречаемся. Что-то это должно значить. И прекрасно ему известно: я хочу быть с ним вместе. И все это время была ему верна. Как ему только могла взбрести в голову та чушь, которую он мне сегодня наговорил! Мы ведь были счастливы эти два года. Я взяла свой ноутбук, улеглась с ним на диван и стала смотреть фотоархив. Вот мы с Максимом в гостях у его друзей. Месяц как познакомились. Максим улыбается и смотрит на меня влюбленными глазами. А вот мы в Египте, в Шарм-Эль-Шейхе. Лежим у бассейна. Две недели блаженного отдыха вместе! Вот мы там же верхом на верблюдах. Много-много снимков из Египта, и на всех мы загорелые, веселые, счастливые. Я пощелкала мышью. Мы с Максимом на презентации журнала по недвижимости. Это я его с собой взяла. Как он тут хорош собой! И как к лицу ему серый костюм в тонкую полоску. Мы вместе его выбирали! Девчонки из моей конторы от Макса просто упали. Обзавидовались до смерти. Кокетничали напропалую, а он смотрел только на меня! А вот мы гуляем в Кускове. Было замечательно, и почему мы туда с тех пор больше ни разу не ездили? На этих фотографиях мы порознь. Потому что были там только вдвоем, и сперва он снимал меня, а потом я — его. А вот мои самые любимые фотографии. Я сняла его утром в этой самой квартире, на этом самом диване. Максим остался у меня ночевать. Я проснулась раньше его, а он продолжал крепко спать, и выражение лица у него было совсем детское — беззащитное и одновременно очень счастливое. Я осторожненько встала и, взяв аппарат, нащелкала эти фотки. Вот он спит. А вот уже проснулся. Такой смешной, всклокоченный. Сердится за то, что сняла в столь неприглядном и непарадном виде. Я вновь и вновь разглядывала любимые черты и переживала счастливые моменты. Что же с нами случилось? Куда ушло наше счастье? И почему он больше не верит в мою любовь? VII На следующий день Бахвалов снова нанес мне визит, и, в отличие от предыдущих, нехарактерным для него цивилизованным образом: сперва позвонил, убедился, что мне удобно его принять, и после этого отпер ключом мою дверь. Естественно, за его реверансами крылась корыстная цель: он подкинул мне Люську. До самого вечера. Даже лоток для нее с собой принес. Выяснилось, что Люська, в случае чего, может, как кошка, и на лоток сходить. Приучена. Я-то, в общем, против ее пребывания не возражала. Все веселее, чем одной. Но почему Бахвалов не мог ее в своей квартире оставить? Тем более если выводить ее необязательно Впрочем, и этому нашлось объяснение. — Да понимаете, когда ей становится одиноко, она хулиганит. Провода, например, грызет. Пару часов-то она спокойно просидеть может. Но меня целый день не будет. И взять с собой ее никак не получается. Неужели на свидание собрался? Что же, значит, заранее не знал, если вчера со мной насчет Люськи не договорился? Или при маме моей говорить постеснялся? А что мне, в конце концов, за дело до его личной жизни! Пусть катится куда хочет. Мы с Люськой найдем, чем заняться. — Приеду и сразу ее у вас заберу! — пылко пообещал он. — Ничего, если поздно получится? — Только снизу, пожалуйста, позвоните. Чтобы я в неглиже не оказалась. — Ну естественно. Ах, теперь для него такое естественно! Кто бы еще вчера мог подумать. Хотя вчера я ему не была нужна, а сегодня он от моей доброй воли зависит. До чего мужики корыстный народ! Только что был совершеннейшим хамом, а теперь вон передо мной как расшаркивается. Но я была Бахвалову благодарна за Люську. Она то и дело переключала мое внимание на себя, и я поневоле меньше думала о Максиме и не так сильно вздрагивала от каждого телефонного звонка, надеясь услышать его голос. Задень мне позвонило множество людей. Мама, которую я еле-еле убедила не приезжать ко мне. Ларка с жалобами на грипп и очередными нотациями. На какую тему, не помню, потому что старалась не слушать. Еще позвонили несколько знакомых. Узнав о моем приключении, они стандартно охали и начинали давать советы, что делать, чем лечиться и как питаться, чтобы скорее встать на ноги. Советы я получала крайне противоречивые и даже взаимоисключающие. Лишь по одному поводу были едины все: надо есть побольше студня, желе и молочных продуктов, чтобы кости скорее срастались. А у меня вообще никакого аппетита не наблюдалось. Впрочем, студня и желе — тоже. И, главное, одна мысль о них вызывала во мне отвращение. Сколько я ни гипнотизировала обе телефонные трубки, Максим на связь по-прежнему не выходил. Я решилась первой нарушить затянувшееся молчание. Пусть хоть как следует меня выслушает. Ведь это я сейчас инвалид. Имею право на последнее слово. Я набрала номер его квартиры. Подошла мама. С ней говорить совсем не хотелось. Взяла мобильник. И вновь подошла его мама. Я проклинала себя на чем свет. На экране-то мое имя высветилось. Теперь молча не отключишься. В этом плане городской номер удобнее. Пришлось поздороваться. Справиться о самочувствии, о настроении и выслушать ее хоть и прохладный, но вежливый, подробный ответ. Похоже, она не знает о нашей ссоре. В ее тоне ничего не изменилось. Она всегда со мной так разговаривает. Это меня обнадежило, но ненадолго, ибо я почти тут же получила новую порцию отрицательных эмоций. — Максик уехал до позднего вечера, — сообщила мне в заключение его мама. — Так что звоните ему, Алисочка, на второй мобильный. Вот это новость! Насколько мне было известно, у моего любимого один мобильник! Не спрашивать же теперь номер у его матери. Никогда не опущусь до подобного унижения! Она и так ко мне нежных чувств не питает. А узнавать номер второго мобильника равносильно признанию, что у Максима есть от меня секреты. Нет уж, Мария Вениаминовна, не получите вы от меня такой радости! — А куда он поехал? — Разве вы не знаете? У меня, Алисочка, создалось полное впечатление, что вы вместе отправились. — Я сейчас не могу никуда поехать. Ногу сломала. — Боже мой! Когда? Максик мне ничего не говорил! — заохала она. Еще любопытнее! Она, значит, даже этого не знала! — Ну он, наверное, не хотел вас расстраивать, — как могла равнодушно произнесла я. — Наверное. — Маме Максима моя версия явно пришлась по душе. — Максик мальчик заботливый, всегда волнуется из-за моего давления! Может, он просто мне ничего не сказал и к вам поехал? Хотя мне почему-то показалось, что он собрался за город. Но, может, я ошибаюсь. Позвоните ему. На этом мы распрощались. Лучше бы мне с ней не разговаривать. Теперь я расстроилась сильнее прежнего. Оказывается, Максим не просто совершенно по-глупому со мной поругался, но к тому же еще от меня и скрывается! Так хотелось позвонить ему и все объяснить, но именно этого я сделать не могла, и беспокойство мое росло. Надо обязательно его поймать до отъезда в командировку! Глупо-то глупо, но с какой целью он завел второй мобильник? Вернее, сам по себе факт ничего особенного в себе не таил. У Максима множество деловых переговоров. Второй телефон не помешает. Но вот то, что я про него даже не подозревала… До этого самого момента я была уверена, что знаю про своего любимого все, и гораздо больше, чем его мама. Разговор с ней мою уверенность по сему поводу сильно поколебал. Если только Максим вчера, разозлившись на меня, не завел себе новый мобильник специально, чтобы я помучилась. Тоже, конечно, не очень красиво с его стороны, учитывая, в каком я сейчас нахожусь положении. Но я предпочла бы, чтобы дело обстояло именно так. Ведь это значит, что он сошел с ума от ревности. То есть любит меня и дорожит нашими отношениями. Если же второй телефон появился у него давно и он не удосужился дать мне номер… Нет, о таком не хотелось даже думать… Для отвлечения мы с Люськой стали смотреть телевизор. Все подряд. Какие-то сериалы, новости… Так под телевизор и заснули в обнимку. Разбудил меня телефон. Максим! Нашаривая спросонья трубку, я одновременно пыталась сообразить, что сейчас скажу ему. Однако это, конечно же, оказался Бахвалов! — Вы? — разочарованно пробормотала я. — Что, не вовремя? — Вообще-то мы уже спали. — Вообще-то сейчас всего-навсего десять часов, — сказал он. — Специально торопился, чтобы не поздно вернуться. Или вы плохо себя чувствуете? То ли мне показалось, то ли в его голосе послышалась тревога. — Температуры нет? — продолжил расспрашивать он. Далось ему мое здоровье. — Нет. И студень я тоже не ела. — Какой студень? — Мне все советовали есть студень. Чтобы кости после вашего шкафа скорее срослись. — Намекаете, что я должен сейчас съездить и купить? — Почему бы и нет, — решила похулиганить я и в предвкушении, как он сейчас начнет изворачиваться, умолкла. — Нет проблем, — неожиданно согласился он. — Только придется вам еще полчасика меня подождать. — Ладно, Бахвалов, свободны. Я пошутила. Другой бы на его месте вздохнул с облегчением, а он говорит: — Ну уж нет. Я прямо чувствую, как вам студня хочется. И шкаф, как ни крути, все-таки мой был. В общем, поехал, а вы ждите. Не успела я по новой возразить, он уже отключился, а бумажку с его номером мама во время уборки куда-то переложила. Мне даже стало его немножко жалко. Жизнь-то он мне изрядно попортил, однако вышло это у него скорее несознательно, а вот расплачивается теперь сознательно и по полной. Впрочем, я весьма быстро успокоилась. Ничего, зато у меня теперь будет студень, который мне так настойчиво рекомендовали. Второй раз Бахвалов мне снизу звонить не стал, а попросту ворвался в квартиру, видимо исходя из соображения, что я и так его жду. В руках, по моим прикидкам, у него было многовато пакетов для одного студня. Я не ошиблась. — Ковыляйте, лиса Алиса, на кухню, — бросил он мне. — Сейчас будем кормить вас до отвала. Люська радостно залаяла и первой ринулась на кухню. — Собак это не касается, — сказал ей Бахвалов. — Я завтра должен вернуть тебя в том же весе, что принял. Будь сознательной и помни: у тебя выставка. Пока я добралась до кухни, Бахвалов успел расставить содержимое пакетов на столе. Я ахнула. Три контейнера с разными салатами. Огромное блюдо со студнем (интересно, где это их прямо с блюдами продают?), еще одно блюдо — с заливной осетриной. Нарезанная квадратиками кулебяка с грибами. И прозрачные стаканчики с красным желе. Бахвалов возился у раковины. — Послушайте! — воскликнула я. — Если я все это сейчас съем, меня тоже на выставку не возьмут! — Во-первых, вы не собака, — по-прежнему стоя ко мне спиной, откликнулся он, — а во-вторых, если даже пару кило прибавите, вам не помешает. Слишком худая. — Это на чей же взгляд? — На мой, естественно. Он резко повернулся. Я ахнула. В руках он держал мою вазу, в которой еще недавно стоял букет Максима. Теперь в ней красовались огромные ярко-желтые хризантемы. Потрясающе красивые! Но где же прежний букет? — Куда вы дели розы? — Выбросил, — невозмутимо сообщил он. — Как я и предположил вчера, они завяли. — Зачем? Как вы смели их выбросить? — Что же еще с ними делать? А вазы я у вас другой не нашел. Впрочем, если они вам так дороги, можете их засушить. — Он вытащил букет из помойного ведра и скорбно покачал головой: — Нет, гербария тоже не получится. Лепестки все осыпались. Говорил же: неудачные цветы. Ругаться с ним? Но розы уже все равно не вернешь. Выкинуть в ответ его цветы? Но они ведь такие красивые и совершенно не виноваты, что их купил такой дурак. К тому же именно в этот момент мне ужасно, до рези в желудке, захотелось студня. Даже рот слюной наполнился. Наверное, этого и впрямь мои кости требуют. Студень с хреном! Полцарства за студень с хреном! И, вместо того, чтобы устроить Бахвалову скандал, я спросила: — А хрен вы, надеюсь, купить догадались? Он ошалело посмотрел на меня, затем, напыжившись от гордости, объявил: — Естественно. Две банки на выбор. Один со сливками, другой наш обычный, ядреный, российский. Я его больше люблю. — А мне без разницы, — плюхнулась я за стол. — Главное, чтобы был. Верьте не верьте, мы сходу слопали полблюда! Причем Бахвалов наворачивал наряду со мной, хотя кости у него в полном порядке. — Хорош студенек! Отлично делают, — жуя, нахваливал он. — Это у нас тут поблизости, в ресторанчике. Я у них постоянный клиент. Не забыть бы завтра им блюда вернуть. Кстати, еще возьму. Я на миг отвлеклась от еды. — Бахвалов, сколько с меня за всю эту роскошь? — Обижаете. Я никогда не позволяю женщинам платить за себя, когда приглашаю их в ресторан. Вот и считайте, что я вас пригласил, только, ввиду вашего состояния, с доставкой ресторана на дом. — Выходит, у нас свидание? — А вы против? — Он с наглой улыбкой смотрел на меня. — У меня выхода нет, — нашлась я. — Иначе ведь вы все это унесете, а я еще не наелась. — Да-а, аппетит, я заметил, у вас неплохой. Но мне это даже нравится. Кстати, — хлопнул он себя полбу, — заговорили вы меня совсем. Про вино забыл! Вот. И он открыл бутылку бордо. — Это тоже вам будет для здоровья очень полезно. Улучшает обмен веществ. — Если в меру, — подхватила я. — А если переборщить, то можно и вторую ногу сломать. — За этим я прослежу. Люська тоже уминала холодец, и кулебяку, и даже желе от заливной рыбы. Саму рыбу я ей давать побоялась — вдруг косточка попадется. — Слушайте, Алиса, вам не кажется, что это создание уже слопало больше своего веса? — вдруг заволновался Бахвалов. — Лопнет еще. Что я завтра отдавать хозяевам буду! Я пощупала Люськин живот. Тугой, как кожа на барабане. Пожалуй, ее действительно не стоит больше кормить. Сама она, правда, придерживалась иного мнения и продолжала клянчить вкусности со стола, и, между прочим, Бахвалов поддавался на ее провокации гораздо чаще меня. А я все ела и ела, и в результате живот мой стал таким же тугим, как у Люськи. К тому же я совершенно опьянела, хотя выпила лишь два бокала вина. Видимо, это от сытости. Бахвалов, который все это время развлекал меня рассказами о том, как осенью ходил на охоту «брать кабана», заметил, что я клюю носом. — Видите, теперь вы объелись. По-моему, вам пора баиньки. — Но вы же хотели, чтобы я объелась, — сонно отозвалась я; глаза действительно уже слипались. — Хотел и добился, — с гордостью ответил он. — Давайте-ка отнесу вас в комнату. — Вот еще. Сама дойду. — Ну конечно. Потом вторую ногу сломаете, а виноват окажется снова Бахвалов. Он легко подхватил меня. Все-таки приятно, когда мужчина носит тебя на руках, пусть и почти незнакомый. Конечно, я предпочла бы, чтобы на его месте сейчас оказался Максим, но и Бахвалов… Какие у него сильные руки! Он бережно опустил меня на постель, не забыв прикрыть одеялом. — Спите. А я на кухне приберу, возьму Люську и тихо-тихо уйду. У меня даже не нашлось сил возразить. Едва коснувшись головой подушки, я начала проваливаться в сон. Последней моей мыслью было: «Он, наверное, мне снотворное в вино подсыпал». Как обстояло на самом деле, не знаю, но спала я долго и крепко. Разбудил меня звонок мамы. Беря трубку, я глянула на часы: двенадцать тридцать. Кошмар! В жизни столько не дрыхла! Мама радостно сообщила, что абсолютно обо всем договорилась. И о повторном рентгене, и об осмотре замечательным специалистом, и даже о том, что Гондобин нас отвезет туда и обратно. — В Институт травматологии поедем! М не было безразлично куда. Хоть на Луну, только бы побыстрее снова передвигаться на двух ногах. Лишь положив трубку, я вспомнила о Максиме. Он так мне и не позвонил! VIII Первым делом я позвонила на старую работу — предупредить, что если к ним теперь и зайду, то не скоро. — А мы уже волноваться начали, почему тебя с утра нет, — сказало мне мое бывшее начальство. — Но ты не волнуйся. Главное, выздоравливай. Дела-то уже почти все передала. Если возникнут вопросы, позвоним. В крайнем случае новая юристка к тебе подъедет. Поговорил он со мной очень ласково, однако я поняла, что для него уже как бы не существую, так как больше там не работаю. Ничего не поделаешь: жизнь идет вперед. Да и не выгоняли меня. Сама хотела уйти на новое место. Вопрос, дойду л и до пункта назначения? Именно это мне сейчас и предстояло выяснить. Я спешно соединилась с приятелем, который устроил меня на фирму, где сам работал. Выслушав мою печальную повесть, он расстроился даже сильнее, чем я. — Плохо, плохо. А мне так хотелось своего надежного человека на это место посадить. Ну недельку я, впрочем, еще попробую потянуть и то на все сто не обещаю. Успеешь прийти F себя? — С ума сошел? У меня же не насморк! Если только на костылях немного освоюсь и прямо так начну? Он взвыл: — Издеваешься? Если бы ты у нас уже работала и себя зарекомендовала, может, твои костыли и потерпели бы. Но с самого начала… А потом, понимаешь, мужик на костылях еще смотрится даже как-то героически, мужественно. А женщина, кроме жалости, ничего не вызывает. — Вот спасибо тебе! Порадовал, поддержал морально в трудную минуту. — Алиска, я тебе друг, поэтому говорю правду, какой бы горькой она ни была. — Иными словами, мне рассчитывать не на что? — Если честно, только на чудо. Приложу все силы, чтобы тебе его обеспечить, однако результат не гарантирую. — Боря, но ты ведь сам меня со старого места сорвал. — Ой, только не надо! В каждом деле есть свои риски. Я предложил, ты согласилась. Надо было ноги беречь. — Надежный ты парень, как я погляжу. Алиса, я ведь не генеральный. У него, Между прочим, на эту должность своя кандидатура имелась. Но я пробил тебя. Он внял моим доводам. Так что это ты меня в данном случае подвела. Ладно, попробую снова за тебя побороться. Но я поняла: новое место от меня уплывает. Замечательное начало дня, новой недели и новой жизни! Итак, с работой более или менее ясно. Не повезло. Но, как говорится, если где-то убыло, то в другом месте обязательно прибыло. Может, это означает, что моя личная жизнь наконец наладится? Наверное, надо все-таки не ждать, а самой еще раз позвонить Максиму. Решилась я на это не сразу. Несколько раз, набрав первые цифры, останавливалась на полпути. Вдруг он снова оставил телефон дома, и на мой звонок ответит его мама. С ней я определенно больше разговаривать не хочу. Во всяком случае, до той поры, пока мы с Максимом не наладим отношения. К счастью, трубку взял он сам, но это была единственная удача. Едва услыхав мой голос, Максим отрывисто произнес: — Извини. Страшно занят. Перезвоню попозже. Ну молодец! Отрезала себе путь. Теперь придется ждать, пока он и впрямь сам позвонит. Не навязываться же ему! А занят он еще может быть до конца дня. Нет, сегодня поразительно все одно к одному! Вот лягу на диван с книжкой и больше не стану никому звонить. Хватит с меня неприятностей! Я умылась, позавтракала и, ощутив себя немного лучше, вытянулась с книжкой на диване. Уж раз так случилось, воспользуюсь случаем и как следует отдохну. Давно мне этого не удавалось. К концу дня Максим так и не позвонил, а у меня возникло ощущение, что отлежала себе все бока. Голова гудела. Я начиталась, до тошноты насмотрелась телевизор и с омерзением и ужасом думала, что мне еще минимум на две недели гарантировано подобное времяпрепровождение. Ну просто узник в клетке, причем даже не в золотой и в не очень свежей. Мой диван превратился в гнездо из подушек, простыни и одеяла, перемешанных с книгами и журналами. На столике рядом с лежбищем высилась горка мандариновой кожуры, яблочных огрызков и фантиков от конфет. Рядом соседствовали грязная тарелка и чашка. Есть в одиночестве на кухне было скучно и неохота, и я при помощи стула приволокла все в комнату. Волочь накопившийся мусор обратно не было ни сил, ни желания. Еще один такой день, и я окончательно опущусь, зарасту грязью. Перед моим мысленным взором встали кадры из уголовной хроники с загаженными квартирами спившихся до потери человеческого облика алкоголиков. Скоро мой собственный дом превратится в такой же ужас. Хоть голову бы помыть, да одной в моем положении страшно. Надо вызывать на помощь маму. Я задумалась. Когда? Завтра? Но ведь в среду ей так и эдак за мной заезжать. Может, еще денек потерплю, а послезавтра пусть приедет часика на два пораньше. И вымыться мне поможет, и приберемся слегка. Хлопнула дверь. Бахвалов! Совсем про него забыла. Я же сейчас на черта похожа! Но… поздно. Он уже, радостно улыбаясь, заглядывал в дверь комнаты. — Позвонить не могли предварительно? — рявкнула я. Улыбка слетела с его лица. — Неужели так плохо себя чувствуете? — Да, — проскрипела я склочным голосом. — Не просто плохо, а отвратительно, и во всем виноваты вы! — Давайте врача вам вызову. — При чем тут врач. Вы мне испортили отношения с любимым человеком и лишили работы! Любимого человека я видел. Согласен, может, в чем-то и виноват, — смущенно сказал Бахвалов. — Если хотите, могу ему позвонить и поговорить с ним. Но вот с работой не понимаю. Вас что, уволили из-за сломанной ноги? — Хуже. Я с одной работы сама уволилась, а на новое место теперь из-за ноги могут не взять. — То есть вердикт еще не окончательный? — Можете радоваться: почти окончательный! — В таком случае пока подожду радоваться. Когда окончательно прогорит, тогда и поговорим. А сейчас вам самое главное поскорее выздороветь. Вот мы у вас тут наведем порядочек, и настроение сразу поднимется. Ну вы и насвинячили! Он принялся собирать кожуру от мандаринов и яблочные огрызки на тарелку. Меня ожег стыд, и я заорала: — Какое вам дело! Моя квартира! Хочу и свинячу! — Да пожалуйста. Разве я против. Если бы вы еще сами от этого не раздражались… — Не от этого я раздражаюсь! У меня клаустрофобия от сидения дома! — Что, погулять хотите? — Он улыбнулся. Нет уж. Спасибо. Мне в среду предстоит вынужденная прогулка в Институт травматологии. В обществе мамы и занудного зятя, которого я и в здоровом-то состоянии едва перевариваю! И зачем я ему выкладываю свою подноготную? Однако, выкрикнув это, я почему-то почувствовала себя гораздо лучше. — Целиком поддерживаю ваши намерения, — кивнул он. — Мама у вас просто молодец. Мне этот травмпункт тоже доверия не внушил. — Откуда вам известно, что он не внушил доверия моей маме? — удивилась я. — А вот такой я догадливый. Проверьте, проверьте. Лишний врачебный глаз не помешает. Ради такого даже общество занудного зятя пережить можно. А по поводу работы не мучайте себя понапрасну. Придумаем что-нибудь. Вы ведь юрист. — Он самый, — вяло подтвердила я. — Ну тогда, главное, ногу лечите. А сейчас… — Он причмокнул губами. — Я такой вам тортик принес. Давайте чайку попьем. — Слушайте, Бахвалов, вы на моей кормежке не разоритесь? — Ну во-первых, я не то чтобы очень бедный, — глаза его лукаво блеснули. — А во-вторых, сегодняшний тортик — полная халява. Наш с вами гонорар за Люську. Кстати, оцените мою порядочность в делах. Другой бы на моем месте сей торт единолично слопал. Но я уж такой, честный. Часть времени Люську опекали вы, поэтому я притащил тортик сюда. — А вы высчитали размер моей доли? — Каким бы этот Бахвалов ни был, сейчас он меня отвлек и даже развеселил. И тортика так захотелось! — Если желаете, могу высчитать, но, полагаю, проще будет пополам. Вот что. Я пошел ставить чайник и накрывать на стол, а вы подтягивайтесь. Ну просто невероятная деликатность для Бахвалова! Надо же, дал мне возможность привести себя в порядок! Я надела чистый халат, стянула волосы в хвостик — все поприличнее, чуть подрумянила щеки. Лицо сразу посвежело, я даже себе понравилась. Для Бахвалова, пожалуй, сойдет. — Ну вот. Видите, совсем другое дело, — с довольным видом оглядел он меня с ног до головы. — А то совсем тут закисли. Теперь смотрите! Он жестом заправского фокусника снял крышку с коробки. Причудливое сооружение из взбитых сливок и фруктов потрясало глаз и даже в какой-то степени завораживало. Бахвалов нерешительно занес над тортом нож. — Вот только резать не знаю как лучше. — А мы собираемся на это любоваться или есть? — Разумеется, последнее. — Тогда режьте пополам, — приняла решение я. — Люблю отчаянных женщин! Он крякнул, и нож гильотиной рассек ажурные волны взбитых сливок. — Налетаем! — проурчал Бахвалов. — Лопаточка-то у вас в доме хоть есть? Я что-то не нашел. — Рядом с ножами, — подсказала я. Минуту спустя мы уже вгрызались каждый в свою половину. Утром во вторник меня опять разбудил телефонный звонок. Как и накануне, я первым делом взглянула на часы. Половина первого. Что-то я день ото дня просыпаюсь все позже — нехорошая тенденция, однако. Мама что ли, опять звонит? Но это оказался мой приятель насчет работы. — Алиса, увы. Отстоять тебя не удалось. Решил, пускай ты узнаешь сразу. Наш генеральный не захотел ждать. Своей кандидатурой брешь заткнул. — Спасибо, что хоть предупредил, — только и оставалось ответить мне. — Ну да. Я подумал: пока ты все равно дома, может, другое чего подыщешь. Я тоже буду иметь тебя в виду. Знакомых поспрашиваю. В общем, как только, так сразу. Пустые слова. Убеждена: теперь он не скоро появится на моем горизонте. Разве что если приспичит и я ему позарез по какому-то делу понадоблюсь. Ну да ладно. Озадачу с работой Бахвалова. А то расхвастался тут вчера. Теперь не отвертится. От испытанного при этой мысли злорадства, мне даже стало чуть легче, но на душе все равно скребли кошки. Это ж кому сказать. Из-за какой-то нелепой случайности моя абсолютно налаженная жизнь рухнула. Я взяла трубку и твердой рукой набрала номер Максима. Сколько еще можно ждать его звонка? Он ответил усталым голосом: — Извини. Вчера до того замотался. И сегодня как загнанная лошадь. Ни минуты свободной. Завтра уезжаю. — Ты больше не дуешься? — Не за что мне на тебя дуться. Это твоя личная жизнь. — Если ты всерьез продолжаешь так думать, нам надо очень серьезно поговорить, — не собиралась больше отступать я. — Не знаю, правда, о чем ты собираешься со мной разговаривать, но в любом случае у меня сейчас совершенно на это нет времени. Вот вернусь через неделю, мы с тобой встретимся и расставим все точки над «i», уж коли ты так настаиваешь. Согласна? — Согласна. — А что мне оставалось ответить? Как говорится, альтернативы не было. — Тогда позвоню, как приеду. Сигналы отбоя. Он даже не спросил, как я себя чувствую! Ну почему, почему я сразу тогда ему не объяснила, что он ошибся? Зачем позволила ему уйти? А виноват Бахвалов! Вертелся под ногами, отвлекал, мешал. Теперь вот Максим уезжает в командировку. Вдруг он там кого-нибудь встретит? Ведь он такой красивый. Женщины к нему постоянно липнут. А он сейчас считает себя свободным. Я же вроде как ему изменила. Что, если… Нет уж, не стану я дожидаться его приезда. Занят он или не занят, но я заставлю его себя выслушать прямо сейчас! Услышав снова мой голос, Максим прошипел: — По-моему, мы с тобой только что договорились: после моего приезда. — Нет, Максим, ты должен… — Отныне я тебе ничего не должен. — Но это не мой любовник! Он презрительно хмыкнул: — Нуда. Соседкин случайно зашел. — Максим, он ничей не любов… Трубка отрывисто гудела мне в ухо. Я лихорадочно тыкала в кнопки. Нет, он выслушает меня до конца! Бесполезно. Мобильный его оказался выключен. Я позвонила на городской, в офис. Веселый девичий голос ответил мне, что Максима нет на месте и, по-видимому, сегодня уже не будет. Меня колотило как в лихорадке. В голову лезли безумные мысли. Сейчас вот оденусь, встану на костыли, поймаю машину и заявлюсь к нему в офис! Но я понимала: это не выход. Он все равно сбежит от меня. Остаток дня я промаялась, стремясь забить боль громкой музыкой, телевизором. Даже зачем-то тщательно заштопала старую кофту, которую давным-давно собиралась выбросить. Что угодно, только бы не думать о Максиме! Вечером снова явился Бахвалов и вывалил мне на постель кучу газет и журналов. — Вот. Просвещайтесь. Не то совсем одичаете. Но я пребывала в столь раздраенных чувствах, что все-таки его выгнала. — Ладно, — на удивление легко согласился он. — Загляну завтра. Может, вам врач что-нибудь хорошее скажет, и вы подобреете. Дверь за ним захлопнулась. Меня начали душить слезы, и я рыдала до той поры, пока не уснула. Утром меня, по уже установившемуся распорядку, разбудил телефон. На сей раз часы показывали только восемь. Кого это в такую рань разобрало? Оказалось, маму. — Алечка, милая, боюсь, наша поездка сегодня срывается! — в волнении выпалила она. — С тобой что-то случилось? — мигом передалось ее волнение мне. — Со мной-то как раз все в порядке, — задыхаясь, продолжала она… А вот у Гондобина птичий грипп! IX — Мама, что ты несешь? Гондобин вообще никогда не болеет! — Я была в полном шоке. — В том-то и дело, что заболел, — скорбно продолжала она. — Именно поэтому Ларочка и подозревает, что это не простой грипп, а птичий. Другой бы его не одолел. — Сама посуди, откуда у Димы мог взяться птичий грипп. Он животных вообще на дух не переносит. Как он мог им заразиться? — Он курицу съел, — трагически выдохнула мама. — Так они небось всей семьей ее ели. — В том-то и проблема, что нет. Остальные все болели, и у них не было аппетита. Поэтому Дима мало того, что эту курицу сам купил, но еще сам сварил и сам целиком съел. Ты же знаешь: он без мяса не может. Вот Лара и считает, что у нее и детей грипп обычный, а у Гондобина начался птичий. У него такая высокая температура, а он и лекарства принимать отказывается, и врача вызывать не дает. Ларочка в истерике. Боится, что без медицинской помощи Дима помрет. Детей она уже у его родителей изолировала. Теперь меня умоляет приехать и ей помочь. Сама-то еще едва на ногах держится. У нее только первый день нормальная температура. — Ларка, по-моему, совсем сбрендила! — вырвалось у меня. — С какой стати ты-то должна заражаться. Пусть гондобинская мамаша приезжает за сыном ухаживать и бороться с ним. В конце концов, это она его таким идиотом воспитала. Ах, ты же знаешь: у Лары сложные отношения со свекровью. И детей тогда девать некуда. В моей однокомнатной троих не разместишь. К тому же они ведь тоже больные, ухода требуют. Димин папа на это не способен. За ним самим постоянный уход нужен. В общем, хочешь не хочешь, придется мне ехать к Ларисе. А ты… — Она замялась. — Может, Максима попросишь тебя довезти? Я ничего не стала ей говорить про Максима. — Не волнуйся. Что-нибудь придумаю. Вот так всегда: Ларка вечно перетягивает одеяло на себя. Хотя сам по себе факт, что Гондобин заболел — действительно сенсация. Насчет птичьего гриппа сильно сомневаюсь. Видимо, просто на сей раз вирус у Лары и у детей оказался какой-то забойный. Или Гондобин стареет. Воображаю, что сейчас с Лариской творится. Она-то к его болезням не приучена. Ладно. Полагаю, они вместе с мамой с ним справятся. Только вот что теперь делать мне? На Максима рассчитывать тщетно. Он уехал. Новый звонок телефона заставил меня подскочить. Неужели с Гондобиным совсем плохо? Не то чтобы я его очень любила, но все равно его жалко. — Да? — прокричала я в трубку. — Ой, как громко! Совсем оглушили! — раздался в ответ бодрый голос Бахвалова. — Только вас мне сейчас не хватало. — А в чем проблема? У вас что-то случилось? — немедленно поинтересовался он. Представьте себе, да. И то, что вообще, по теории вероятности, произойти не могло, — в раздражении выпалила я. — Мой зять, который никогда не болеет и который должен был везти меня в Институт травматологии, конечно же, заболел! Мама, которая должна была меня сопровождать, поехала помогать сестре. В общем, все меня бросили. — А ваш любимый? — ехидно осведомился он. — В командировке. — Уважительная причина. Надо же, я как чувствовал, что надо вам позвонить. На сколько вам аудиенция в институте назначена? — На час. — Так, так, так, — забормотал он. — Тогда будьте готовы к двенадцати. Лучше с запасом выедем. — Мне еще как-то голову надо вымыть, — не подумав, ляпнула я. Он оживился: — Могу и с этим помочь. Я едва удержалась, чтобы не отправить его далеко и надолго, однако меркантильные соображения пересилили во мне эмоции. — Спасибо, но как-нибудь сама справлюсь. — Жаль, а мне бы хотелось. Вот наглость! Чувствует, что я от него завишу, и совсем распустился! Ну ничего. Ты меня только к врачу свози, а потом я тебе покажу! И, прикинувшись глупой овечкой, я нежно произнесла: — Ладно, Денис, к двенадцати буду готова! — Потрясающий прогресс! Вы первый раз назвали меня не по фамилии! — возликовал он. — Может, и на «ты» прейдем? — По-моему, вы давно уже это сделали в одностороннем порядке, и очень некстати, — припомнила я момент, когда он ворвался ко мне в присутствии Максима. — Да-а? — удивленно протянул он. — А я и не заметил. Мне казалось, я вас постоянно на «вы» называю, а тогда, значит, прямо на «ты»? По-моему, вы что-то путаете. Или… — Он фыркнул. — Наверное, это я потому, что вы постоянно со мной очень интимно ссоритесь. Меня прямо подмывало поссориться с ним, и притом весьма не интимно. Но мне непременно надо было попасть на консультацию, и я снова была вынуждена сдержаться. Впрочем, кажется, Бахвалов сам почувствовал, что переборщил, и скоренько свернул разговор: — Ладно. Мне уже пора. К двенадцати будьте готовы. Я за вами зайду. Черт с ним. С паршивой овцы, то есть в данном случае, скорее, барана, хоть шерсти клок. Еще денек я его, пожалуй, вытерплю. Зато за ногу буду спокойна. Результаты поездки оказались ошеломительными. Домой я ехала уже без гипса. Выяснилось, что никакой трещины у меня нет. Всего-навсего сильный ушиб. — Как же так? — спрашивала я. — Мне же рентген делали. И трещина на снимке была. — Мало ли, — пожал плечами врач. — Может, пленка дефектная или волосок при проявке попал. Или вообще перепутали и не ваш снимок дали. — Но нога-то моя. — И не то еще случается, — явно избегал вдаваться в подробности он, проявляя цеховую солидарность. — А вдруг у вас как раз перепутали и подсунули снимок здоровой ноги, — заволновалась я. — Нет, это ваша нога, — заверил меня он. — Уж я-то вижу. Можете радоваться. Вам крупно повезло. Ногу мне чем-то намазали, замотали эластичным бинтом и отправили с «мужем» домой. Да, да, Бахвалов окончательно перешел в разряд моего супруга. После того, как меня третий раз назвали его женой, мне уже стало лень возражать. Бывают случаи, когда проще согласиться, чем пускаться в пространные объяснения. Хотя вообще-то ума не приложу, почему они так решили? По-моему, невооруженным глазом видно, что мы совершенно чужие друг другу люди. Даже на «вы» общаемся. Тем не менее это никого не смущало, и с нами вели себя так, словно мы по крайней мере двадцать лет женаты. Бахвалов л ишь ухмылялся и, гад такой, не уставал повторять: — Ну пошли, женушка дорогая. «Ничего, дорогой муженек, долг платежом красен», — мстительно думала я. Домой я ехала в полном шоке. С одной стороны, отсутствие перелома радовало, но, с другой, — получалось, что я на пустом месте профукала работу. И как же дальше? На травмпункт в суд подавать? А что это изменит? Место-то уже занято. Да мне к тому же так и эдак рекомендовали до конца недели не особенно нагружать ногу. Спасибо большое за рекомендацию! Будто мне что-то другое теперь остается! Зато Бахвалов рулил довольный до невозможности. Будто миллион в лотерею выиграл. И изгалялся надо мной, как мог. — Так и думал, что вы симулянтка. Признавайтесь, ведь сунули потихоньку от меня этой тетке в травм пункте взятку, чтобы она вам трещину на снимке нарисовала. — Зачем, интересно? — Она еще спрашивает! Разумеется, чтобы меня напугать! — Достойная цель, — сквозь зубы процедила я. — А что, вы ее достигли. Я вон половину недели за вами ухаживал. — Нуда. Чуть не разорились. — До разорения далеко, но потратился. Я вскипела: — Можете выставить счет. И стоимость бензина за сегодняшнюю поездку включить не забудьте. — Ну вас, лиса Алиса! Где ваше чувство юмора? Я ведь шучу! — А мне не до шуток! Теперь из-за вас придется жизнь заново выстраивать. — Разве забыли, что я обещал вам помочь? — Можете не напрягаться. Сама справлюсь. А то после опять счет выставите. На сей раз обиделся он. Нижняя губа его совершенно по-детски выпятилась. — Это не я, а вы про счет заговорили. — Какая разница. Дело не в счете, а в вас. Вы мне ужасно надоели! Видеть вас не могу! И, надеюсь, на этом наше знакомство закончится! Навсегда! Он с изумлением посмотрел на меня и тихо сказал: — Как хотите. Насильно мил не будешь. Только должен заметить, вы тоже не подарок. Тем более. Что вы тогда ко мне лезете? — Я вообще-то не лезу, а вас везу, — зло проговорил он. — Впрочем, если вам до того уж противно стало находиться со мной в одной машине, могу высадить. Я поглядела в окошко. До дома еще далеко. И вид у меня, как у городской сумасшедшей. На одной ноге нормальный черный кожаный сапог, а на другой — огромный зеленый бахваловский резиновый, в котором теперь, когда сняли гипс, нога болтается. Нет, в таком виде на улицу не пойду. Да и ходить еще больно. И хотя меня подмывало плюнуть морально Бахвалову в физиономию за все доставленные мне радости, я скрепя сердце бросила: — Ладно уж. Везите. — Спасибо за разрешение. Я несказанно счастлив, — растянул он губы в улыбке. Остаток пути прошел в напряженном молчании. Молчать мы продолжали и когда поднялись ко мне в квартиру. Первыми словами Бахвалова были: — Заберите свои ключи. А то еще потом забуду, и вы меня бог знает в чем заподозрите. Связка со стуком опустилась на подзеркальник. Я в ответ протянула ему костыли. — Может, они вам еще понадобятся? — нерешительно спросил он. — Надеетесь, я все-таки ногу сломаю? — огрызнулась я. — Нет, но вы еще пока прихрамываете… — Сказано вам, обойдусь. — Я стянула его сапог. — И эту свою красоту забирайте! Иначе не в чем будет ходить на вашу любимую охоту. И, к вашему великому прискорбию, какое-нибудь несчастное животное останется живо. Бахвалов взял и сапог. — Всего наилучшего, — сухо проговорила я. На пороге он обернулся. — Вам лучше не ногу лечить, а характер. Дверь за ним захлопнулась. Я изо всех сил швырнула в нее свой собственный сапог. Нет, ну какой негодяй! Порушил всю мою жизнь и еще смеет мораль читать! Я сегодня и впрямь осталась, как пушкинская старуха, у разбитого корыта. Мне бы радоваться, что нога цела, да чего веселиться? Без работы. Без любимого человека! Опустившись на пуфик под вешалкой, я заплакала. В сумочке затренькал мобильник. Неужели Максим? Я схватила трубку. Нет, мама. — Ты уже дома или еще в институте? — Дома. — Ну как? — Нормально. Трещины нет. Элементарный сильный ушиб. — Замечательно. А почему такая мрачная? — Не обращай внимания. Просто устала. — Ой, мы тоже с Ларочкой так устали, так устали! — бешеной скороговоркой продолжила мама. — Я таки отвезла Диму в больницу. — Неужели, действительно птичий грипп? — ужаснулась я. — Нет, грипп, говорят, обычный, но его забрали в инфекционное отделение. Будут на всякий случай наблюдать. Температура у него очень высокая. Он уже бредить начал, когда я «скорую» вызывала. А потом с санитарами драку затеял. Он, бедный, решил, что его в тюрьму забирают. Меня разобрал нервный смех. — Видно, совесть нечиста, раз такое почудилось. — Как ты можешь! — возмутилась мама. — Дима честнейший человек. В этом я была с ней согласна. Гондобин органически не способен на какое-либо, даже самое мелкое, правонарушение. Он и улицу переходит только на зеленый свет и лишь в положенном месте. И на машине ездит по всем правилам. Одним словом, зануда. В жизни ни одной бумажки мимо урны не выкинул. И с чего ему тюрьма пригрезилась? А может, Гондобин такой правильный именно потому, что всю жизнь тюрьмы боялся? Кто-нибудь в детстве напугал, вот у него в подсознании страх и сидит. Впрочем, какое мне дело до фобий Гондобина. С собственными бы проблемами разобраться. А то, что он в больнице, может, даже и хорошо. Маме с одной Лариской легче. Из дальнейшего разговора выяснилось, что, и попав в больницу, Дима лег на мамины плечи тяжелой обузой. Завтра с утра она собиралась везти ему передачу. — Клюквенный морсик ему варю. — Ты лучше бы отдохнула, а то сама свалишься. — Во-первых, не каркай, а во-вторых, мне нетрудно. Я на обратном пути из больницы клюквы накупила. Часть морса Ларисе оставлю. Ей тоже полезно. Ты-то как, уже свободно ходишь? — Нет. До конца недели велели соблюдать щадящий режим, — объяснила я. — Но по дому сама справишься? — Справлюсь, не волнуйся. — Уже легче, — обрадовалась мама. Ей легче, а мне совсем нет. Если так дальше пойдет, глядишь квартиру сдавать или вообще продавать придется. К маме опять перееду, и они с Ларкой по новой в четыре руки станут учить меня уму-разуму. Раскрыв телефонную книжку, я начала методично обзванивать знакомых. Работа ведь не комар, сама не прилетит, ее ловить надо. Вот я и вышла на охоту. Первый мой улов оказался скудным. Большинство знакомых, услышав о моих проблемах, тут же принимались рассказывать, что с работой сейчас вообще плохо, и только двое невнятно пообещали где-то что-то узнать. Пожалуй, на сегодня хватит, решила я наконец. Наверное, день неудачный. А завтра звякну Наташке. Она в элитном агентстве по трудоустройству работает. Вдруг что-то дельное посоветует. Тем более я ей один раз серьезно помогла. Правда, она подбирает всяких топ-менеджеров для солидных фирм. Немой, конечно, уровень. Но, может, хоть посоветует, к кому обратиться из тех, кто работает на моем этаже. Глядишь, и повезет. И по остальным знакомым клич кину. Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Вечером я тупо посмотрела телевизор. Почитала книжку. Залезла в Интернет, но кончились деньги, а за новой карточкой уже было поздно идти, да и неохота. Спать, однако, не хотелось. Я немного прибралась. Опять включила телевизор. И вдруг поняла: меня так крутит, потому что я жду скрежета ключа в замке входной двери. Я жду Бахвалова. Успела, оказывается, привыкнуть за эти дни к его постоянным приходам, и теперь мне их не хватает. Ну представляете, негодяй! Приучил меня к себе! X К концу недели я готова была свихнуться от постоянного сидения дома и от того, что с людьми общаюсь только по телефону. Поэтому, когда наконец вышла на улицу, испытала огромное счастье! Как, оказывается, человеку мало надо. Просто увидеть живые лица, пусть даже совсем чужих, незнакомых людей. Одиночество явно не для меня. В тот момент я это поняла окончательно! Надо срочно искать работу. Иначе пропаду. И морально, и материально. Сеть, раскинутая при помощи знакомых, начала приносить кое-какой улов. Почти каждый день я ходила куда-нибудь на собеседования. В паре мест меня вроде даже брали, однако я с окончательным решением тянула, попросив небольшой тайм-аут. Забавная все-таки штука — человеческая психология. Потеряв работу, я панически боялась никакой не найти. А едва пошли предложения, сразу стала разборчива. Захотела повыгоднее себя продать. Там зарплата приличная, но нагрузка такая, что не продохнуть, и перспектива роста равна нулю. Другие первоначальную зарплату гораздо меньше кладут, зато большой соцпакет и перспектива очень интересная, есть куда подниматься. Вот я и думала, что лучше. Тем более мне предстояло еще несколько собеседований. Девственный в плане лекарств организм Гондобина быстро среагировал на лечение, и Дима пошел на поправку. Но из больницы его пока не выписывали, и мама металась между Ларкой и им. Мне стало ее жалко, и я тоже несколько раз свозила еду Гондобину. Удачно, что к нему самому не пускали. Иначе пришлось бы с ним общаться, а это для меня мучительно. Ну не находится у нас с ним общих тем. А даже когда изредка и находится, немедленно выясняется, что у нас диаметрально противоположные взгляды абсолютно на все. Бахвалова я, пока сидела дома, естественно, не видела. Зато в первый же день, как выползла в магазин, мы столкнулись нос к носу. Он был не один. Они зашли ко мне в лифт вместе! Он и весьма эффектная девушка лет двадцати. Входя в кабину, они над чем-то громко смеялись. Однако, увидев меня, Бахвалов мигом умолк, и физиономия у него сделалась скорбная. Я демонстративно отвернулась к панели с кнопками. А эти двое весь оставшийся путь вниз шушукались у меня за спиной. Выйдя из дому, я медленно побрела по двору. Эти двое быстренько меня обогнали. Бахвалов подхватил свою девицу под руку. Я невольно отметила, что они неплохо смотрятся вместе, и мне почему-то стало грустно. Правда, дальнейшее развитие событий меня даже развеселило. Бахвалов остановил машину и, усадив в нее девушку, захлопнул дверцу и помахал на прощание рукой. Крайне для него характерно. Попользовался и отправил с глаз долой. Мог бы, между прочим, и сам отвезти. Суббота ведь. Выходной. Какой все-таки хамский тип! Он тем временем подошел ко мне и осведомился: — Ну как нога? — Замечательно. — Мне хотелось как можно скорее от него отделаться. — Должен предупредить, что сегодня скользко. Осторожней ходите. — А то я сама не вижу. — Кстати, вы далеко? Если в магазин, могу подвезти. Совсем обнаглел! До чего же навязчивый тип! Главное, ни тени смущения. Только что из постели с одной… — Девушек своих возите, а я сама справлюсь. — Как прикажете, — пожал плечами он и, громко насвистывая, направился к своей машине. Медленно бредя по улице, я через каждый метр поскальзывалась и чертыхалась. Дворники в этот день, по-видимому, тоже устроили себе выходной. А Бахвалов с важным видом проехал мимо меня. Медленно. И ручкой еще помахал. Сволочь! Так бы и запустила в него чем-нибудь тяжелым. Тут я сообразила: ведь до сих пор пользуюсь его телефоном. Совершенно из головы вон, что это его имущество. А он небось решил, что ухапала и отдавать не хочу. Фи, как противно! Не надо мне ничего от Бахвалова! Сегодня же отыщу свой собственный запасной, поменяю, а бахваловский верну. Пусть не воображает о себе слишком много. В магазине, по счастью, мы с ним не встретились. Видно, поехал куда-то дальше. Нет, ну что за самовлюбленный тип! Думал, стоит меня поманить пальцем, и я к нему в машину полезу! Нужен он мне! Хотя на обратном пути я, вероятно, согласилась бы на его предложение подвезти. И сумки оказались тяжелые, и нога опять разболелась. Но такие, как Бахвалов, маячат перед глазами лишь когда не нужны. А как понадобятся, ищи их свищи. Совершенно невыносимый тип мужика. Интересно, что эта девушка в нем нашла? Хоть убей не понимаю. Он и старше ее намного, а она на него так влюбленно смотрела! Что в нем любить-то? И в машину безропотно забралась, будто так и следует. Кстати, водителю он ничего не заплатил. Значит, девушка за свой счет поехала. Вот скупердяй. Уж я бы на ее месте ему устроила. А она, видно, на все согласна. Хотя при своей внешности могла бы себе вариантик поперспективнее найти. Вот такие, как она, таких, как Бахвалов, и распускают! Или он так в постели хорош, что ему за это все остальное прощают? Кляня на чем свет стоит беспардонного Бахвалова и жалея слабовольную девицу, я незаметно доковыляла до подъезда, ни разу больше не поскользнувшись. И на том спасибо. Главное, теперь срочно найти телефон, а бахваловский кинуть ему в физиономию, чтобы больше не чувствовать себя обязанной. Очень надеюсь, после этого мы с ним не скоро увидимся! Разложив продукты, я принялась искать старый телефон. Это заняло у меня два дня. Телефон обнаружился лишь на исходе воскресенья. Как его занесло в дальний угол антресолей, до сих пор ума не приложу! Но раз уж отыскался, откладывать нечего. Верну прямо сейчас Бахвалову его имущество. Главное, чтобы он оказался дома. Удачно еще, что бумажку с его номером телефона не выкинула. Бахвалов подошел сам. Тоже удачно. Общаться с его девицей мне не хотелось. — Добрый вечер, Денис Захарович. — Хорошо у меня прозвучало: сухо и холодно. — Это кто? — недоуменно поинтересовался он. — Алиса Юрьевна Зайцева, ваша соседка сверху. — На тебе, получай! — Зайцева? Алиса Юрьевна? А-а! Лиса Алиса! Ой, а вы еще и Зайцева! — с гнусным хихиканьем воскликнул он. Подлец! Ненавижу таких! Все бы ему одни шуточки. — Именно, — изо всех сил излучая холод, подтвердила я. Отреагировал он на мой сухой тон весьма своеобразно: — Опять какие-то проблемы? — С тех пор, как вас больше не вижу, никаких! — отрезала я. Чем же тогда обязан счастью с вами разговаривать? — Вроде до него начало доходить, что его неземное обаяние на меня не действует. — Имущество ваше хочу вернуть. А то еще вообразите, будто я его решила присвоить. — Какое еще имущество? — Не понимает или прикидывается? — Ваш телефон. — Так я вам его подарил. На будущий день рождения. Вот дура! Совсем забыла! Он ведь и впрямь тогда сказал, что это подарок. Но отступать поздно. Раз уж решила вернуть, то верну. — Нет уж. Забирайте. Не нужны мне презенты от незнакомых людей. Тем более когда они так неприятны. Бахвалов как поперхнулся моими словами. Мне даже казалось, что трубку положит, но он после паузы тихо проговорил: — По-моему, это тот случай, когда проще согласиться, чем объяснять, почему не хочу соглашаться. К вам зайти? — Не трудитесь. Сама принесу. Какая у вас квартира? Напомните. — Может, лучше завтра? — Сегодня, — не собиралась откладывать я. Он назвал номер квартиры. Я тут же спустилась. На мой звонок открыла девица. Другая. Кажется, еще моложе вчерашней. У меня челюсть отвисла. Вот уж воистину: седина в бороду, бес в ребро! Меняет женщин, как перчатки. А они и рады обманываться. Небось каждая надеется, что он ее в жены возьмет. Наивная молодежь. А эта скотина, конечно, пользуется. Девушка похлопала глазами и сказала: — Здравствуйте. — Добрый вечер, — выдавила из себя я. Меня вдруг охватили сомнения. Может, не в ту квартиру попала? Я посмотрела на дверь — номер правильный. — Мне нужен Денис Захарович. Девушка смущенно улыбнулась. — Вы должны ему что-то вернуть? — Именно! — сунула я ей в руки телефон. — Всего хорошего. Большой ему привет. — Передам. Я устремилась к лифту. Бахвалов перешел все границы! Мог и сам ко мне выйти! Так нет, поручил любовнице. Демонстрация-то какая! Мол, ты там одна-одинешенька осталась, а у меня бабы косяком прут. Вот какой я крутой. Нарасхват. А ты никому не нужна. В сердцах я так шваркнула общей дверью на своем этаже, что из нее чуть стекла не вылетели. И соседка вылетела. Она у нас постоянно с кем-нибудь борется и в любой момент готова вызвать милицию. Увидев, что это всего-навсего я, она поскучнела и, с неохотой проворчав: «Потише бы тут хлопали», скрылась в собственной квартире. Я ушла к себе. Вроде бы и осуществила задуманное, однако удовлетворения не ощущала. Наоборот, разозлилась и возненавидела Бахвалова еще больше. В следующий раз встречу, даже не поздороваюсь. Совершенно неприличный тип! Следующие три дня я в свободное время, остававшееся после собеседований, восстанавливала порядок в квартире, которую поиски телефона повергли в хаос. С самим телефоном тоже пришлось побороться. Толи я плохо его установила, то ли у него характер был хуже, чем у Бахвалова, но функционировал он крайне избирательно и непредсказуемо. Мог, например, отключиться посреди какого-нибудь интересного или важного разговора. А мог зазвонить среди ночи. Я хватала трубку и слышала только длинный гудок. Мама вообще теперь не могла до меня дозвониться, хотя у меня проблем соединиться с ней не возникало. Словом, своим широким жестом я доставила себе одни неприятности и утешала себя только тем, что принципиальным людям вообще тяжело приходится. Сильнее всего меня волновал Максим. Единственная надежда, что он позвонит мне не на городской, а на мобильный. Обычно он так и делал. А пока я считала дни до его возвращения из командировки. Он приехал и позвонил. — Ну как твоя нога? По его голосу я вмиг поняла: он больше не сердится и соскучился! — В полном порядке. Он удивился: — Так быстро? — Да понимаешь, выяснилось, что у меня даже трещины не было. В травмпункте ошиблись. Был просто сильный ушиб. Но теперь он почти прошел. — Повезло тебе… — Он помолчал и добавил: — Ну что ж. Если ты выздоровела, может, начнем все сначала? — В каком смысле? — осторожно спросила я. — В самом прямом. Встретимся завтра в то же время в том же ресторане, в который ты тогда не дошла. И… поговорим. А сейчас, извини, дела. Бегу по начальству о командировке отчитываться. Он оставил меня в полном недоумении. Я попыталась разложить по логическим полочкам его слова и свои ощущения. Он точно уже на меня не злится. Он хочет меня видеть. Но как понимать его фразу: «Начнем все по новой»? Имел в виду, снова в пятницу встречаемся в том же ресторане или наши будущие отношения, которые мы начнем как бы с чистого листа? Совершенно непонятно. С другой стороны, он еще сказал: «И поговорим». Значит, сперва все-таки собирается выяснить отношения. Или «поговорим» означает, что он хочет вернуться к тому, что запланировал в пятницу две недели назад, и сделать мне предложение? Только вот собирался ли он тогда мне его делать? Две недели назад я была почти уверена в этом, но сейчас у меня возникли некоторые сомнения. Какие у него планы, что он хочет и о чем собирается со мной говорить? Мучайся теперь до завтрашнего вечера! А главное, неизвестно, на что настраиваться. К свиданию я начала готовиться с самого утра. Сходила в салон красоты, где мне сделали массаж лица и безумно дорогую освежающую и подтягивающую маску. Какой бы сюрприз ни приготовил мне мой любимый, я должна была встретить его во всеоружии. Поэтому я еще разорилась на новую стрижку, массаж головы и специальную маску для волос, чтобы объем увеличить. Волосы у меня, правда, и так густые, но пусть их станет еще больше. Платье новое я решила не покупать. Поиски потребовали бы слишком много времени. Кроме того, в новом не всегда ощущаешь себя комфортно, и я предпочла надеть свое любимое платье, в котором всегда себя чувствовала уверенно и неотразимо. Простое, черное, идеально на мне сидящее. Теперь меня мучило лишь одно: как бы не встретить Бахвалова. Он у меня прочно ассоциировался с неприятностями. Во мне почему-то поселилось неприятное ощущение: если я на него не наткнусь, наше свидание с Максимом пройдет идеально, но, если наткнусь, в ресторан лучше вообще не ходить. Я, конечно, твердила себе, что это чушь и ерунда. Бахвалов не черная кошка, да и в приметы я не особенно верю. Тревога, однако, не уходила, а, затаившись в районе моего солнечного сплетения, продолжала нашептывать: встреча с Бахваловым равносильна полной катастрофе. Наведя последний лоск, я оглядела свое отражение в зеркале, сделала глубокий вдох, надела пальто и вышла, повторяя как заклинание: «Только бы его не встретить. Только бы не…» Лифт раскрылся пустой. Впрочем, неудивительно. Бахвалов живет ниже. Его этаж мы проскочили без остановки. Какая удача! Мне оставался последний рывок — без приключений перебежать двор и на улице поймать машину. Ну хоть с закрытыми глазами иди. Двор сейчас самое опасное место. Бахвалов в это время запросто может возвратиться с работы. Садясь в такси, я ликовала. Не попался! Значит, сегодня вернусь домой с Максимом. А возможно, и с кольцом на безымянном пальце. Вообще, все признаки, кажется, свидетельствовали, что черная полоса в моей жизни кончилась. Таксист, хитроумно минуя пробки, за каких-то двадцать минут доставил меня до ресторана. Чтобы не сидеть там одной, я даже пустилась на хитрость и позвонила Максиму. Снова удача. Он тоже приехал заранее и уже был внутри! Я нашла его за столиком. Посредине стоял огромный букет свежайших белых роз. Еще красивее и больше, чем прежний. Максим встал мне навстречу, и сердце мое растаяло. Словно не было между нами ссоры и двух последних ужасных недель! Как он хорош собой! И как я его люблю! И как хочу, чтобы он стал моим мужем! Он обнял и поцеловал меня в губы. Он любит, он любит меня! И я еще могла сомневаться! Мы сели за столик. Сделали заказ. Я напряженно ждала, с чего Максим начнет разговор. Пока что мы обменялись дежурными фразами, как хорошо оба выглядим и какая на улице стоит плохая погода. Замечательно, но что дальше? Дальше он начал рассказывать о долгом и многотрудном своем перелете из командировки. Рядом с ним в самолете оказался крайне неприятный и невоспитанный мальчик, который всю дорогу орал, а когда молчал, пытался опрокинуть на него какую-нибудь еду. Он замечательно рассказывал. Очень смешно. Но мне почему-то было невесело. Я ждала более романтического разговора. А потом мне стало совсем не до смеха. Через несколько столиков от нас, за спиной у Максима появился… Бахвалов. И не один, а с двумя девицами. Теми самыми обеими сразу! И такой довольный и гордый собой! Смотреть тошно! Однако глаз я от них отвести не могла. В голове моей все смешалось. Наткнулась-таки на него! Или теперь, после встречи с Максимом, это уже не считается и на наши отношения не повлияет? Ох, какие он глазки этим девицам строит! Омерзительно! Ведь он им в отцы годится. Ну может, и не совсем в отцы, но почти! И что характерно, одной ему мало. Сразу двоих завел! Мерзость какая! А производил впечатление приличного человека. Вернее, пытался. Я даже почти поверила. Но, видно, как ни старайся, натуру не скроешь! Краем ухая уловила, что Максим у меня что-то спросил и, судя по его виду, ждет ответа. — Прости, отвлеклась. Повтори, пожалуйста. — На что, интересно, ты отвлеклась? Он обернулся, а когда снова посмотрел на меня, в глазах его застыл лед. — Не объяснишь ли ты мне, Алиса, что он тут делает? — кивнул Максим в сторону Бахвалова. Собравшись с силами, я, как могла, небрежно бросила: — Понятия не имею, но предполагаю, то же самое, что и мы. Ужинает. И, как легко убедиться, не со мной, и не один. — Я убедился в другом: тебе это не нравится. Вон как перекосило. Он опять обернулся, оглядел бахваловский столик и с ухмылкой добавил: — А вкус у него ничего. Симпатичные девочки, свеженькие. Меня словно холодной водой окатило. Намекает, что я несвеженькая? Или снова приревновал и в отместку наотмашь бьет? Да все равно вечер уже безнадежно испорчен, и предложения мне Максим точно не сделает. Ненавижу Бахвалова! Убила бы на месте! Сейчас главное, снова с Максимом не поссориться. Сказать, что плохо себя почувствовала, и уговорить уйти? Наверное, это единственный выход. — Ты что, приводила его сюда? Вопрос Максима поверг меня в шок. — Повторяю, я с Бахваловым почти незнакома. И ресторан это не закрытый. Половина Москвы сюда ходит. И вообще, мы, кажется, пришли сюда мириться, а не ругаться. — Ты в этом уверена? — Я абсолютно. — Нет, но ведь тебе неприятно на него смотреть. Никак, ревнуешь? — Как я могу ревновать человека, которого ненавижу? — Какие, однако, сильные чувства ты к нему испытываешь. От ненависти до любви, говорят, один шаг. Он откровенно надо мной издевался. — Максим, я тебя люблю, но почему-то из-за него у нас постоянно конфликты. И новую работу я по его милости потеряла. Я его ненавижу! Понимаешь, действительно ненавижу! От отчаяния и злости у меня на глаза навернулись слезы. — А по-моему, ты ненавидишь его за то, что он сидит не с тобой, а с ними. Мне захотелось бросить Максиму в ответ что-нибудь колкое и обидное, но в это время я увидела, что Бахвалов внимательно смотрит на меня. Вытаращился, будто диво дивное заметил. Я больше не могла находиться здесь. — Что-то у меня совсем аппетит пропал. — Знаешь, у меня тоже. Видимо, не судьба нам здесь поесть. — Мрачно усмехнувшись, Максим подозвал официанта, потребовал срочно принести счет и расплатился. Едва мы вышли на улицу, он поймал машину и, поцеловав меня, сказал: — Знаешь, извини, но я сегодня что-то устал. Видно, поездка была тяжелая. Я вцепилась ему в руку. — Ты что, не поедешь ко мне? Мы ведь так и не поговорили. — Извини, сегодня я не готов. — Неужели Бахвалов опять нам все испортил? — в отчаянии воскликнула я. — Как знать, как знать, — ответил Максим и, усадив меня в машину, захлопнул дверцу. Водитель уже собрался тронуться, когда Максим снова ее распахнул. — Секундочку. — Он вложил мне в руку кожаную коробочку. — Это тебе. Все равно для тебя покупал. Только, боюсь, теперь это уже ничего не значит. Ладно. Созвонимся. Дверца захлопнулась. Водитель рванул с места. Я подняла крышечку. Внутри лежало кольцо. Очень красивое. С бриллиантом. Я мечтала такое получить, но не при таких обстоятельствах. XI Всю дорогу домой я нажимала и нажимала на кнопку телефона, пытаясь дозвониться до Максима. Ответом мне были лишь равнодушные длинные гудки. «Ну возьми же, возьми же трубку!» — мысленно я посылала ему сигналы. Тщетно. Вне себя я ворвалась в свою квартиру и кинулась ничком на диван. Слезы лились из моих глаз ручьем. Я получила-то, о чем мечтала долгих два года! Вот передо мной его подарок. Прекрасное кольцо, которое должно было обозначать начало нашего совместного существования и бесконечность нашей любви. Вот оно передо мной, хоть тотчас надень на палец. Но оно больше ничего не значит, как сказал на прощание Максим. Просто красивое дорогое ювелирное изделие. А счастья нет. И жить больше не хочется. Нет, я должна поговорить с Максимом! Он должен понять, до какой степени ошибается на мой счет! Сотрясаясь от рыданий, я опять принялась терзать телефон. Безрезультатно. Может, он уже успел вернуться домой? Может, и успел, но трубку подняла мама, и я тут же отсоединилась. Еще не хватало! Я металась по квартире, не находя себе места. Снова и снова хваталась за мобильник, но, так как Максим по-прежнему не подходил, опять безумно перемещалась по квартире. Я была уже в полном отчаянии и ни на что уже не надеялась, когда вдруг услышала его усталый голос: — Тебе еще не надоело? Оставишь ты наконец меня в покое? — Максим, послушай меня. Я должна, я просто обязана с тобой поговорить. Не могу я расстаться с тобой на полуслове. Невозможно выбросить из жизни наши с тобой два года! — Ну хорошо. — Он опять вздохнул. — Говори. Я внимательно слушаю. Я вдруг растерялась. А что говорить? С трудом подбирая слова, начала: — Я тебя люблю. Только не понимаю, почему ты, собравшись сделать мне предложение, решил меня бросить? Он коротко хохотнул. — Если бы ты видела свои глаза, когда смотришь на этого типа, не задавала бы мне таких глупых вопросов. Сама разве не замечала? Когда он входит, ты ото всего отключаешься, и для тебя начинает существовать только он. — Максим, что за глупости! — Совсем не глупости. Не понимаю, зачем ты продолжаешь себя обманывать и доказывать, будто любишь меня. Ты в жизни на меня ни разу так не взглянула. — Максим, ты с ума сошел! У тебя паранойя! — Возможно, у меня паранойя, но факт остается фактом. Ты хочешь этого мужика. А мне не нужна женщина, которая хочет другого. Или это игра такая с твоей стороны? Чтобы я за тебя поборолся. Острых ощущений не хватает? Увы, должен тебя огорчить. Я в подобных состязаниях не участвую. — Максим! Тебе померещилось! — Ничуть. Это ты глаза закрываешь. Смирись: наше совместное время кончилось. Дальше каждый пойдет своим путем. Прощай, и не звони мне больше. Тут уже ничего не изменишь. Я все решил. — Максим!.. Больше мне не удалось ничего сказать. Он прервал разговор и отключил телефон. Теперь я полностью убедилась, что все кончено. Максим меня бросил. Совершенно ни за что. Разве так бывает? Ведь если любишь, то борешься за свою любовь! Даже когда действительно наступают кризисные ситуации. Мало ли как в жизни случается. Да пусть я и впрямь на кого-то не так посмотрела. А Максим уступил меня без боя. Может, не любил никогда по-настоящему? Тогда зачем хотел на мне жениться? А ведь собирался в ту злополучную пятницу сделать мне предложение. Кольцо тому доказательство! И раз он брал его сегодня с собой, значит, предполагал, что все-таки сделает. Мысли мои путались. Голова шла кругом. Театр абсурда, и только. А может, он хотел на мне жениться только потому, что ему понадобилось быть женатым, и я оказалась самой подходящей кандидатурой? Нуда. Он несколько раз произносил как бы вскользь, что на работе косо смотрят на его холостой статус. А я устраивала его по всем статьям. Неконфликтная ."Самостоятельная. От него ничего особенного требовать не стану. Два года уже принимаю его таким, какой он есть. У нас и впрямь сложились хорошие, ровные отношения, в которых мы могли бы спокойно прожить еще лет тридцать-сорок. И вот один лишь взгляд на другого, пусть и почудившийся Максиму, разом разрушил его доверие ко мне. Нет, не верю! Не может такого быть! Он любил, любил меня по-настоящему. Я знаю! Я точно знаю! Это все проклятый Бахвалов! Откуда он свалился на мою ногу со своим шкафом? А что, если именно он, Бахвалов, наговорил тайком от меня Максиму каких-нибудь глупостей? А почему нет? Предположим, я ему понравилась, значит, надо убрать соперника. Вот Бахвалов и… Ах нет. Тогда выходит полная чушь: Бахвалов меня любит, потому что за меня поборолся, а Максим сразу во все поверил и отступился. Все это время я продолжа. а беспрерывно метаться из кухни в комнату и обратно, ни на секунду даже присесть не могла. Жизнь моя трещала по швам, и выхода я не видела. Стены квартиры давили. Мне надо было вырваться из этой клетки. Сорвав с себя платье, я натянула свитер, джинсы, теплую куртку и вылетела на улицу. Она встретила меня тишиной, морозом и крупными снежинками, медленно падающими с вышины темного неба. Зарыться в пышный сугроб и уснуть. Утром обнаружат меня замерзшую. А если решат, что я была алкоголичкой? Мама не переживет. А Максим лишний раз порадуется, что вовремя от меня избавился. Нет, не доставлю никому такого удовольствия! Я прошлась взад-вперед по улице, однако так и не успокоилась. Меня продолжало трясти. Бахвалов! Вот где причина всех моих бедствий. Ну ничего! Он у меня попляшет! Я кинула взгляд на часы. Половина второго! Великолепно! Наверняка он сейчас развлекается со своими девочками. Пойду испорчу им удовольствие. Сейчас он узнает все, что я о нем думаю! Влетев в подъезд, я свирепо вдавила кнопку вызова лифта. Двери распахнулись. Я столь же свирепо нажала на этаж. Дверь на бахваловскую площадку оказалась распахнутой. Фурией пронесшись к его квартире, я принялась, не отрывая пальца, звонить в звонок. Наконец я услышала, как кто-то подбежал к двери. Она распахнулась. На пороге возник Бахвалов с обнаженным торсом и в трениках наизнанку. Всклокоченный. Вытаращенный. — Что случилось? Пожар? — Я сейчас вот устрою тебе пожар! Ты напалмом прошелся по моей жизни! Это ты понимаешь? Сволочь! Подонок! Разрушил мне все! Ни работы теперь, ни любимого! Я в упоении орала, выплескивая накопившиеся за эти дни обиды и злость и с торжеством наблюдая, как лицо его с каждым новым моим обвинением цепенеет от ужаса. — Растоптал! И радуешься! Асам по бабам! Сексуальный маньяк! Малолеток себе завел! И одной ему мало! Двоих ему подавай! Извращенец! Хоть бы прикрылся, прежде чем дверь открывать! Воздух в моих легких иссяк. Я поперхнулась и смолкла. — Вообще-то это племянница ко мне с подругой из Питера приехала, — тихо произнес Бахвалов. — И уже уехала. Я было разинула рот, чтобы продолжить свой обличительный монолог, мол, кого он обмануть хочет? Племянница с подругой, ха! Но тут в соседней двери щелкнул замок. Бахвалов схватил меня в охапку, прижал к груди и вволок к себе в квартиру, пинком захлопнув дверь. — Пусти! — как бешеная начала отбиваться я. Куда там. Объятия этого медведя делались только крепче. Он вволок меня в комнату. Там действительно никого не оказалось. Разобранная постель была пуста. — А-а! Девушек успел выпроводить. — Заткнись! — проорал вдруг он. — Теперь изволь послушать меня. Что ты тут мне устроила? — Я? — Ты, естественно. Кто же еще катает мне тут сцену ревности! — Ревности? Да я тебя ненавижу! Чтобы ты сдох! — Если ты меня ненавидишь, какое тебе дело до моей племянницы и с кем я сплю, с двумя, тремя или десятью? — Ах ты, значит, с племянницей спишь! — Да ни с кем я не сплю! Один! Наконец-то один! — Он зачем-то потыкал в свою смятую постель. — Эти девчонки три дня у меня на голове жили. Я чуть с ума не сошел! Надеялся, сегодня хоть отдохну! Так нет! Третья притащилась права качать! — Я не права качаю! — изо всех сил пыталась перекричать его я. — Просто пришла сказать, что ты негодяй! — Ну сказала! Что дальше? — А ничего! Пусти меня! — Пускаю! Иди! Он разжал руки. Я отступила на шаг и замерла. Что на меня нашло, сама не знаю. Мне, против всякой логики, захотелось крепко прижаться к его груди. — Что ты так на меня смотришь? — спросил он. — Скажи хоть слово. — Как, интересно, я на тебя смотрю? Что вы все заладили, будто я как-то особенно на тебя смотрю? — А кто еще заладил? — с интересом взирал на меня Бахвалов. — Максим. Он из-за этого меня и бросил. — Хм. Он оказался гораздо умней, чем я думал, — с довольным видом изрек Бахвалов. — Да как ты смеешь! — вновь взорвалась я. Кажется, этот нахал считает, что меня правильно бросили! — Ой, да я все теперь смею! И, схватив меня, Бахвалов закружился по комнате. — Пусти! Пусти! Я истошно орала, но он лишь крепче прижимал меня к себе. А потом он мягко меня опустил на кровать и очень серьезным голосом прошептал: — Алиса, я тебя люблю, хотя у тебя совершенно башка набекрень, как у Мартовского Зайца. — А я тебя ненавижу, — из последних сил простонала я. — Обнадеживающий симптом, — жарко шептал он мне в ухо, одновременно расстегивая мою куртку. — Значит, скоро полюбишь. Главное, равнодушия ко мне в тебе нет. Куртка полетела на пол. — Сейчас мы тебя из этого свитера выпутаем, — бормотал он. — Какая-то вещь неудобная. Не могла, как приличная девушка, что-нибудь с пуговичками надеть. Я понимала, что должна оттолкнуть его, вырваться и бежать, но его руки уже скользили по моему пылающему телу, а оно льнуло к нему, вопреки моему разуму и моей воле. Свитер тоже полетел на пол, а я уже отвечала на бахваловский поцелуй. Путь назад был отрезан. Этот подлец меня все-таки победил! Уже потом, когда мы, разгоряченные, лежали, прижавшись друг к другу, и постепенно скатывались в сон, Денис пробурчал мне в ухо: — Чуть совсем не забыл. Тут я на днях соседку встретил с третьего этажа… — Сейчас я тебе еще одну сцену ревности устрою. — Ну что за невоспитанность. Никогда не можешь дослушать меня до конца. Значит, я встретил соседку. Она в трехкомнатной квартире живет и мечтает разменять ее на две однокомнатные в нашем же доме. С сыном ей надо разъехаться. Ты не считаешь, что нам такой вариант очень подходит? — Денис, а ты не спешишь? — Сон слетел с меня, и я, приподнявшись на локте, внимательно на него посмотрела. — Нет, Алиса, я просто тороплюсь жить и не собираюсь упускать своего счастья, — ответил он и потерся головой о мое плечо.